Читаем Мир тесен полностью

Они разъехались в разные стороны, и когда Слава через некоторое время оглянулся, автобуса уже не было видно на дороге.

«Как всё нехорошо получается, — с тяжелым сердцем подумал Слава, — они надеялись на мою помощь, а я уезжаю. И Алимов… что теперь будет с Алимовым?»

Дорога была пустынна, чёрные тучи опускались все ниже. Резко запахло чабрецом, упали первые капли дождя.

В последние дни Мухтар обучал Славу езде на мотоцикле и теперь обернулся к нему:

— Может, хочешь порулить на прощанье?

— Давай!

Мухтар остановил мотоцикл, Слава сел за руль. И как только он сел за руль, ему сразу стало легко, угнетавшие мысли отступили, перед глазами была только дорога — рябая от начавшегося дождя асфальтная лента. Далеко над горами били молнии, их прерывистый синий свет разрывал тучи, высвечивая белёсые гребни каменистых гор.

Дождь, встречный ветер, синие молнии вдали, а главное то, что руль был в его руках, всё это подсказало Славе развернуться на перекрёстке, почти у самой станции, и, до отказа прибавив газу, бросить ревущий мотоцикл назад, в посёлок гидростроителей, навстречу молниям, бьющим над горами.

<p>XLI</p></span><span>

— Не понимаю, что тебе пришло в голову, почему ты раздумал ехать?

— Да я же не готовился, так только, учебники перелистал, и вообще не к сроку…

— Почему? — настороженно спросил Алимов и неестественно засмеялся. — Уж не меня ли собрался опекать? Дошли слухи?

— Давай-ка лучше спать, — предложил Слава, понимая, что Алимова сейчас больше всего мучает уязвлённое самолюбие и разговор у них не получится.

Они улеглись и долго делали вид, что уснули, притворяясь до тех пор, пока не уснули на самом деле.

Проснулся Слава в шестом часу утра. Быстро оделся и, пока Сергей Алимович спал, ушел в редакцию. «Надо что-то делать, к Алимову не подступись, он, как еж, сразу иголки выпускает. Толя — опытный журналист, он должен подсказать». В редакции уборщица мыла полы, Слава повернулся и пошел домой к Смирнову. Подойдя к калитке и увидев Варю, смутился.

— Шеф спит? — спросил он виновато улыбнувшуюся ему Варю.

— Сейчас сбужу.

В трусах и в майке на крылечко вышел Смирнов.

— Что случилось, старик? Почему вернулся?

— Так. Передумал. Вот за советом пришел. Как нам помочь Алимову?

— Мёртвое дело, старик. «Главного» не переспоришь, кремень характер. Отношения я с ним портить не собираюсь. Пусть Алимов забирает шмотки и сматывается на другую стройку. Между прочим, точно говорю, тут его песенка спета.

— Да, что вы, Толя! — Слава даже не заметил, что назвал Смирнова по имени.

— Чудак-человек, характер «главного» я знаю. Не такие, как Алимов, зубы ломали, говорю, мертвое дело! Пусть документы забирет и айда!

— Нет, так нельзя. Надо что-то придумать.

— Говорю тебе, старик, брось. Я умываю руки и тебе не советую. Говорю, характер у «главного» такой, что ему никто мозги не вправит. Он же фигура! Орёл! А Алимов, между прочим, сам виноват, много на себя берёт, я его предупреждал. Варь, дай кваску, — Смирнов потянулся, почесал грудь, сладко зевнул. — Ты, старик, на первую полосу заметулю отстукай, а я ещё часок придавлю.

…Слава долго бесцельно бродил по посёлку. Когда он, наконец, пришёл в редакцию, рабочий день был в разгаре. Слава открыл дверь и остановился на пороге: комната была полна девушками.

— Я вам говорю, бросьте вы эту коллективщину, — возбужденно кричал Смирнов, — между прочим, не митингуйте. Уволили, значит были основания, — у нас людьми не разбрасываются. Алимов, между прочим, не маленький: сам за себя постоит. Что вы саботаж устраиваете? За это по головке не погладят!

— Так это же произвол! Вчера лучшим работником был, вы же сами о нем писали, соловьём разливались, а сегодня — сдавай дела, — кипятилась маленькая черноглазая, черноволосая девушка, старшая лаборантка Алимова.

— Ради всего святого, надо же разобраться, — пожала плечами Люся.

— Мы все уйдём, если его уволят! — крикнула высокая полная девушка.

— Я прошу, в конце концов, дать мне возможность работать, — поднимаясь из-за стола, важно сказал Смирнов. Встретившись глазами со Славой, он покраснел, но назидательного тона не переменил. — Между прочим, вы уже час рабочего времени потеряли, а вас двадцать, значит двадцать часов.

— Да что вы нам нотации читаете, мы к вам за помощью пришли, а вы… Тот еще эк-зем-пляр-чик, — презрительно выговорила старшая лаборантка. — Пошли, девочки!

— Ты с нами? — спросила Люся у Славы.

— Конечно.

Всю дорогу девушки наперебой рассказывали Славе, какой Алимов замечательный человек.

— Ему квартиру давали в постоянном поселке, а он Семёновым уступил, сам до сих пор в вагончике ютится.

— Я знаю, девочки, что он хороший, вы «главному» это скажите, — засмеялся Слава.

В приёмной «главного» было тихо и прохладно. На стуле возле двери, картинно закинув ногу за ногу, сидел Сашка.

— О-о! Явление Христа народу! Алимова пришли выручать? Молодцы! Я хоть по другому вопросу, но из-за солидарности пойду с вами, я — ваш! Любочка просила меня покараулить приёмную, а мы, пока её нет, ввалимся. — И Сашка, широко отворив дверь кабинета, спросил:

— Можно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее