Мир, в котором меня ждут. Ингрид

– Спасибо, хорошо, – сдержанно ответила она и посмотрела на маму, мама вновь сверкнула глазами.

– Много двоек нахватала? – спросил он, протянув руку к её лицу.

– Нет, только тройки есть, – ответила она.

– Ах-ха-ха, троечница у меня дочура, ха-а-а-а, – залаял он. – Ничё, я-то в твои годы отличником был, эх, не в меня пошла, гы-гы-гы.

Она отодвинулась, но он всё равно ухватил её за щёку. Ингрид поморщилась. Есть суп в его присутствии было неприятно, он задавал вопросы, а Ингрид односложно отвечала. И уж точно ей было совсем не интересно сидеть здесь.

– Ну чё ты такая, а? – Мужик легонько толкнул её в плечо рукой, пытаясь расшевелить. – Чё ты, папку не рада видеть, а?

Ингрид посмотрела на маму, как бы спрашивая, сколько времени это ещё терпеть. Взгляд мамы был уже холоден и жёсток, это означало терпеть, пока само не отвалится.

– Ой, Васик, а может, Ингрид тебе покажет свои рисунки? Она очень талантливо рисует! – внезапно сказала она, чтобы разрядить атмосферу.

«Боже, только не это…» – подумала копия, она вовсе не собиралась показывать ему свои сокровища. Но мужик хлопнул себя по колену, потом махнул рукой и скомандовал: «Неси!»

Оставалось только повиноваться. Ингрид пошла за папкой с неудачными эскизами, в надежде, что его интерес рассосётся, как только он их увидит. Но мама тут же выпалила, что есть и нормальные рисунки, а не сброс под палитру. Пришлось принести папку с действительно важными для неё работами.

Сердце Ингрид сжималось от того, как небрежно он хватал листы своими грязными руками, как тыкал в них пальцем, слюнявил его, вытирая о край следующего рисунка, клал на стол, шлёпал ладонью, вставляя свои восклицания и оценки. «Вот это ничё так!», «Фу, что за дрянь тут нарисована», «И-хы-хы-хы-хы, не, ты это видела, да?» – говорил он.

– Гирька, ты чё так пялишься, а? – спросил он, положив рисунок на жирное пятнышко на столе.

– У вас руки немытые, – внезапно сказала она самым деликатным тоном.

И тут же получила больнючий щипок в бок от мамы.

– Ах, Ингрид совсем не разбирается в видах грязи! Для неё существует только след от графитного карандашика на руке! Или красок, ах-ха-ха-ха-хах… – снова попыталась разрядить обстановку она.

– Ладно те, не хочешь – не надо, – фыркнул он и небрежно швырнул рисунки на стол. – Художник от слова «худо», гы-гы-гы… Пойдём, я тут те кое-что привёз, получше твоей мазни.

Он встал из-за стола, отодвинул Ингрид и её маму, чтобы освободить себе проход. Вперёд вышло брюшко, свисавшее над бляшкой кожаного ремня. Сделав знак рукой, он показал, что девочка должна идти за ним.

Мама толкнула Ингрид к выходу. Он надел ботинки, набросил куртку, нащупав что-то в кармане, и по-хозяйски встал в дверях. Ингрид нехотя натянула свою курточку, старые, мокрые насквозь зимние сапоги и взяла шапку.

– Пойдём, Гирька, у меня тут подарок тебе…

Они вдвоём вышли из квартиры и спустились по тёмной лестнице вниз. Дядька закурил, ради смеха выпустив струю дыма ей в лицо. Ингрид не закашляла, а просто задержала дыхание, поморщившись. Она мастерски не подавала виду, что всё это её выводит из себя.

Выйдя из подъезда, он зашагал к малиновой девятке, по дороге выбросив окурок себе под ноги, потом открыл багажник и поманил Ингрид, показывая на его содержимое:

– Во-о-от, нраицца?

Ингрид не поняла, что ей должно понравиться. Багажник был завален какими-то проводами, железячками, канистрами, среди всего стояла невзрачная серая картонная коробка. Девочка решила, что, видимо, он указывает именно на неё.

– Чё молчишь, нраицца, говорю?

– А что это?

– Ну ты даёшь… Это ж ЭТО! Мечта всех людей!

Ей это ни о чём не сказало. Ингрид хотела мольберт.

– Давай доставай, это те подарок на Новый год!

Копия Ингрид раздвигала завалы багажника, пока мужик опять закуривал. Наконец, она с трудом вытянула коробку из багажника. Та оказалась тяжёлой. К счастью, многочисленные тренировки в Междумирье помогали.

– Кишка тонка, хы-ы-ы, – сказал он, когда Ингрид взвалила её на себя.

Кое-как добравшись до дома, Ингрид поставила коробку в коридоре, надеясь, что мужик сейчас исчезнет, и тогда она спокойно выбросит её со всем содержимым. Но он раздевался, разувался и явно собирался ещё задержаться. По его команде коробку внесли в комнату и торжественно раскрыли, внутри оказался телевизор. Мужик огляделся, высказал своё мнение относительно убогого ремонта, потом нашёл тумбочку, на которой лежали рисунки Ингрид, и сказал, что это лучшая тумба для телевизора. С его лёгкой руки мама лично переложила рисунки с тумбы на пол, послав Ингрид в кладовку за удлинителем. Со дна коробки мужик достал нечто маленькое и чёрное, размером с пенал, и помахал перед носом Ингрид, как обычно машут кусочком мяса перед мордой собаки.

– Ну-ка, смотри, что это, а? – заигрывающим тоном пропел он. – Это пульт от телевизора! Лентяйка!