Ингрид было всё равно. Она просто ждала, когда же мужик, наконец, уйдёт. Но чем больше ей этого хотелось, тем больше он не торопился. Ещё час он настраивал телевизор, и мама во всём ему помогала с важным видом. Ингрид же была на побегушках. Каждые минут двадцать он выходил покурить, из-за чего комната пропахла едким запахом табака. После настроек телеящика задержался ещё – на чаёк. Когда он в очередной раз вышел на лестничную площадку, мама отвела Ингрид за локоть в комнату.
– Ты можешь хотя бы обрадоваться, а? Ты отца первый раз в жизни видишь, улыбнись ему, поцелуй, – прошипела мама ей в лицо.
Что Ингрид могла возразить? Жить-то хотелось.
– Хорошо, мам, – процедила против воли копия.
– Йих, чем тут занимаетесь? – скоро раздался его голос в дверях.
Куревом несло так, что у девочки уже болела голова, пересохло в носу и во рту, а глаза слезились.
– Спасибо тебе огромное, такой прекрасный подарок! То что надо на Новый год! – плясала вокруг него мама. – Ингрид, скажи спасибо папе!
Последняя фраза была сказана с нотой наезда в голосе.
– Спасибо, папа, за телевизор! – Копия с трудом улыбнулась так широко, как могла, и так искренне, чтоб не получить пинка от мамы. Сама же она уже и не мечтала, чтобы он ушёл.
– Поцелуй папочку, – протянула мама.
Копия Ингрид нехотя, морщась от ужасного запаха, потянулась губами к его щеке, на что он быстро царапнул её своей щетиной по лицу, рассмеявшись своей ловкости.
– Ну и задержали же вы меня, хулиганки! – резко сказал он, глядя на часы. – Я пошёл! Бывайте, ещё загляну!
И в считаные секунды исчез, как джинн, растворившись за дверью.
Копия Ингрид не могла уснуть всю ночь. Она долго проветривала комнату. Казалось, та насквозь пропиталась удушливым запахом чужака: занавески, покрывала, одежда, мебель, даже плафоны. Телевизор стоял на тумбочке, его высокомерный чёрный профиль маячил на фоне окна.
Ингрид смотрела на него, ничего не понимая. Кто вообще этот мужик? И что ему было надо? Пожалуй, это стало самым ужасным воспоминанием копии за всё время.
Тут с кухни снова раздался голос мамы. Ингрид вернулась из вчерашнего дня в своё настоящее – 31 декабря.
– Ты помирилась с Сашей?
Да после увиденного воспоминания пойти в комнату тёти и дяди было проще простого!
Праздничный стол накрывали в комнате бабушки и дедушки. Кузен Эрик уже сидел за столом и хлестал сок из стакана. Перед ним стояла тарелка, из которой он уже ел праздничный салат. Коробка сока была единственная и уже опустошённая на треть, потому что Эрику разрешили из неё пить. Ингрид тяжело вздохнула. Ей было страшно, реально страшно, что из кузена – а она его вообще-то любила, несмотря на все замашки – вырастет такое же вот чудо природы, как то, что только что назвало себя её отцом.
Ингрид вернулась в их с мамой комнату и решительно убрала телевизор с тумбочки, поставив его на пол. На прежнее место вернулись папки с рисунками. На шорох перестановки в комнату снова вернулась мама, смерила действия Ингрид своим пронзительным взглядом и упёрла руки, измазанные в свёкле от селёдки под шубой, в бока.
Ингрид усиленно делала вид, что не замечает её присутствия, и продолжала уборку: телевизор отпихнула в угол комнаты, где хранились коробки под рассаду, пульт от него бросила в один из ящиков, скрутила удлинитель на локте, рисунки поправила и разгладила в папках.
– Ну и что это? – с укором спросила её мама.
– Я убираю то, что мне не нужно, – максимально ровным голосом сказала Ингрид, хотя в горле стоял ком обиды за вчерашнее.
– То есть твой отец зря старался, так выходит?
– Мам, мог бы и спросить, чего я действительно хочу, – как можно рассудительней сказала Ингрид, надеясь на гран понимания.
– То есть ты считаешь, что это вот так нормально, да?
Ингрид терялась, когда мама задавала этот вопрос. Она начинала честно задумываться над ответом, взвешивать все за и против, и всегда находила точку зрения, с которой её действия можно было бы оценить как неадекватные. Но ещё сильнее она ощущала, что мама была неправа, однако сказать это вслух стоило очень дорого.
– Да, мам, я считаю, что дарить то, что не мне надо, это ненормально. А убрать ненужную вещь – нормально.
– Дарёному коню в зубы не смотрят.
Ингрид не знала, что ответить на эту народную мудрость, более того, была уверена, что сама мама так не считает. К вопросу выбора презентов своим знакомым она подходила тщательнейшим образом. Поэтому её слова не побудили девочку быстро раскаяться и поставить телевизор обратно. Мама была глубоко уязвлена этим поступком Ингрид, сомкнула губы в ниточку, подняла подбородок, отвела глаза и сказала очень холодно:
– Я всё поняла.
Она развернулась и вышла из комнаты. Ингрид осталась сидеть на полу в праздничной кофте, измазанной пылью с телика, с испорченным маникюром и настроением. «Да ни хрена ты, мама, не поняла», – со скорбью подумала Ингрид.
Девочка достала дверную ручку и пошла к первой ближайшей двери.
17. Рождественские каникулы