Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Так как дом был деревенский, все удобства находились во дворе. Чтобы выйти из дома на улицу, следовало тепло одеться, поскольку погода стояла промозглая и холодная, как это часто бывает на первомай. Ингрид плелась обратно в дом, когда её увидел дядя Саша. Он подошёл и торжественно протянул ей лопату, испачканную в земле, хлопнув при этом своей огромной рукой по левому плечу девочки.

– С Днём труда! – весело гаркнул он, а Ингрид от удара упала.

Девочка не стала тратить силы на слёзы и жалобы. Она попыталась встать, проползла на четвереньках до крыльца под весёлый гогот дяди, подтянулась на перилах и отправилась в дом. Дома отряхнула тулуп от грязи, сняла калоши и медленно по стеночке вошла в комнату.

Как по заказу, все решили, что Ингрид просто симулирует. Девочка с трудом подошла к печке и забралась обратно в кровать. Мама и дедушка шумели и крутились рядом с ней, пытаясь её поддеть и вывести на чистую воду, пока в доме не появилась прабабушка.

Прабабушка Ингрид – Аскульда – провела в деревнях всю свою жизнь, будучи родом из Тверской области, куда были переселены её несколько родных деревень. А уже оттуда она, осиротев, бежала в годы войны вместе с младшими братом и сестрой. Они перебирались из одного партизанского отряда в другой. Брат был смышлёным мальчиком, но, к сожалению, погиб во время разведки. Там же она познакомилась с будущим мужем. Жених был родом из земель, близких к её давней исторической родине, а потому Аскульда с радостью переехала в его деревню под Тихвином. В этой деревне и жила до сих пор. Старшая из её дочерей – бабушка Ингрид Матильда – уехала учиться в Ленинград, а остальные – ещё дальше, поэтому летом в деревню приезжала в первую очередь семья бабушки Матильды. Но и остальные родственники тоже наведывались хотя бы на недельку.

Прабабушка была боевая и крепкая, и вот уж кого точно нельзя было обмануть, так это её.

– Тиха! Чегой разгалделись? – раздался её зычный голос.

Она вошла в комнату, которую называла горницей, и посмотрела на Ингрид, отодвинув внучку и зятя.

– Заболела твоя девка, не видишь, чтоль? Пополам от боли согнулась, а мать и не видит.

– Да она работать не хочет, – уверенно сказала мама.

– Это голова твоя работать не хочет, – парировала прабабушка. – Зенки-то распахни!

Ингрид зажимала уши от криков над кроватью. Как она иногда хотела свалиться с какой-нибудь серьёзной болезнью, чтобы над ней наконец-то смилостивились, но, когда мечта неожиданным образом исполнилась, всё оказалось не так радужно. Не тёплая кровать, не тишина, не покой, а крики мамы, её обманутые надежды на трудовые праздники, холод и дикая боль в спине.

– Ну, и что у тебя болит? – Мама строго скрестила на груди руки и поджала нижнюю губу.

– По-о-очки… – еле слышно протянула Ингрид, а про себя подумала: «Голос, видимо, я тоже сорвала».

– Так, Иоханна, иди уже в огород, оставь дочь свою, и шагайте все уже отсюда!.. – Прабабушка умела говорить строго и с силой, так что её слушались все и всегда.

– Зови меня Жанной! – капризно сказала мама Ингрид бабушке.

Ингрид любила прабабку, часто даже больше, чем маму. И произошедшая ситуация показывала почему. Её невозможно было обмануть, как и всякого прошедшего войну человека. Бабку в деревне очень уважали и побаивались, она могла заткнуть за пояс любого буяна, приструнить хама, и даже как-то раз крапивой отходила под общий смех приезжего чинушу. Деревенские дети, которые каждое лето гоняли городских приезжих, не трогали Ингрид, но особо с ней и не водились, зная, что это правнучка генеральши Аскульды Петеровны.

– Чего ночью орала? – спросила бабка.

– А? – Ингрид подняла испуганные глаза.

– Ночью чего орала на сеннике, спрашиваю?

Ингрид почувствовала, что душа ушла в пятки. Её слышал как минимум один человек в эту ночь. И что теперь ей отвечать? Бабушке врать можно было даже не пытаться… Ингрид собралась с мыслями и ответила:

– Человек, которого я люблю… оказался не тем, за кого я его принимала…

Ингрид морально приготовилась к тому, что бабка плюнет и осмеёт её страдания, ведь сама-то она в пятнадцать лет спасала себя, брата и сестру, оставшись сиротой. В семнадцать брата похоронила, а в девятнадцать вышла замуж и уехала жить в незнакомое место, где родня мужа не особо её жаловала… Но неожиданно прабабушка очень нежно провела натруженной рукой по голове правнучки и сказала каким-то не своим, ласковым, певучим голосом:

– Бедная ты моя девочка…

Ингрид готова была разреветься, ведь именно так и сделала бы Феодора Анисия. Это разом ей напомнило обо всём Междумирье, которое она потеряла. Рядом с прабабушкой стало спокойней, но перед глазами разом промчалась её настоящая жизнь: Дворец, Ликея, учителя, друзья, особенно Хельга и Артемида.

День перевалил за половину, тётя укладывала беспокойного братика на дневной сон за перегородкой, Ингрид никак не становилось лучше, боль в спине и не думала проходить. К обеду маме вдруг стало стыдно за утреннее поведение, она даже предложила вызвать скорую. Из кухонного закутка Ингрид слышала, как прабабушка отругала маму: