В этот раз поздним субботним вечером Ингрид сопровождала маму и бабушку с двумя сумками в руках. Она шла, понурив голову, тщательно смотря под ноги, потому что в темноте дыры на асфальте под ногами возникали неожиданно, можно было споткнуться. Её старая серо-голубая куртка с затёртыми манжетами, доставшаяся от каких-то родственников, намокла от моросящего дождя и свисала особенно жалко. Ноги уже давно промокли, через трещины в подошвах лужи нещадно быстро проникали в осенние ботинки, поэтому девочка безразлично шла прямо по ним.
Мама предложила срезать путь к дому через один двор, который особенно не любила Ингрид, потому что там тусовались подростки из её школы. По большому счёту они занимались тем, что курили раздобытые где-то сигареты, хлебали дешёвый портвейн, перебрасывались короткими местечковыми шутками и подозрительно зыркали на всякого, кто проходил мимо. Ингрид очень чётко распознавала такие места, и чувство собственной безопасности срабатывало безотказно. При виде этих подростков тихий внутренний голос кричал ей, чтобы она делала ноги как можно скорее. Поскольку с самого детского сада Ингрид не знала чувства защищённости, она становилась лёгкой добычей для таких компаний. Кто и что сделает с обидчиками, если они прижмут к стене, плюнут в лицо, замкнут в кружок для стёба «по приколу» или затушат об неё сигарету? Ингрид, к счастью, не смогла привыкнуть к такому отношению. Но просить маму идти другим путём было делом бесперспективным, поскольку она, кажется, не считала подобные компании чем-то неприятным. И даже напротив, жалела, что у дочери нет таких друзей, сплочённого коллектива единомышленников, с которыми можно легко общаться.
В этот раз, когда трио семьи Камниных показалось на виду у сборища подростков, потягивающих нечто из тёмных бутылок, они резко замолчали, переключившись на Ингрид и её маму с бабушкой. Кто-то скорчил брезгливую мину, кто-то широко заулыбался, один смачно харкнул, девицы чванливо жевали резинку. Компания молча проводила их взглядом до самого конца двора. Как только они разминулись, за спинами семьи Ингрид раздались свист и лающий гогот. Девочка ощутила каждую мурашку на спине, а мама внезапно спросила, почему она не гуляет со своими одноклассниками. Ингрид даже растерялась. Для мамы почему-то ответ был неочевиден, требовались весомые доводы, и «не хочу» таковым не являлся. Ингрид неуверенно буркнула что-то про разные интересы – кажется, это временно удовлетворило маму – и вновь ушла мыслями в Междумирье, которого ей стало так не хватать.
Мир казался беспросветно серым, особенно сейчас, когда в октябре темнело очень рано, на Ингрид налетела тоска, захотелось куда-то сбежать… Вдруг её внимание приковалось к чьим-то быстрым шагам, непонятно каким образом замеченным ею; привычка ходить с опущенной головой и смотреть вниз сыграло с ней свою шутку. Ингрид резко подняла голову, чтобы разглядеть человека. Она увидела нового учителя химии и почувствовала прилив жара во всём теле. Почему среди сотен увиденных за сегодня ног на улице сейчас она заметила именно его? Ведь он существовал для неё только из смутного воспоминания копии… В этот момент её пронзительный задумчивый взгляд столкнулся с его блуждающим взором. Ингрид сама не поняла, что произошло, но пальцы будто свело судорогой, глаза широко раскрылись, зрение и слух обострились. Не осталось никаких сомнений, это точно шёл Антон Павлович. Он рассеянно посмотрел на Ингрид, отшатнулся от её взгляда, и на его лице скользнуло удивление: «Мы с вами где-то раньше встречались?», которое быстро сменилось на «А, эта девочка из школы». Всё это произошло за какие-то доли секунды, Ингрид быстро кивнула в его сторону, он едва ли понял её приветствие и молниеносно исчез из вида в повороте за домом. Ингрид чуть шею не свернула, пытаясь разглядеть, куда же он ушёл.
– Кто это? – раздался голос мамы.
Она посмотрела на Ингрид с большим подозрением, будто требуя, чтобы дочь немедля выложила все свои тайные карты.
– Наш новый учитель химии, – сразу ответила та, возвращая свой взгляд к лужам на дороге.
Мир снаружи поблёк, но вот Антон Павлович уже никуда не мог деться из её головы. Весь оставшийся вечер Ингрид рисовала. С листка на неё смотрел силуэт оборачивающегося через плечо молодого человека в простенькой куртке и вязаной шапке. Рисунки Ингрид убрала в стол, поужинала и зависла перед экраном телевизора вместе с мамой. Ложась спать, девочка достала ручку-портал из сумки и задумалась. Она провела на земле уже несколько часов, больше, чем в какой-либо из дней после своего появления в Междумирье. Там всё было другим, и время текло иначе, будто энергия жизни била фонтаном. На земле она чувствовала лишь нарастающую усталость и общую подавленность. Вроде и комната в общежитии дворца была меньше их с мамой комнаты, но первая совсем не давила, а вторая наводила на мрачные мысли. Погода и осенний питерский мрак тоже не улучшали настроя, тем более что Ингрид быстро успела привыкнуть к другой атмосфере.