Мир вашему дому

— Нет, вы про людей расскажите, — потребовала Клара, опуская весла. — Про маленьких и больших.

— Еще у меня была подружка, маленькая девочка с черными глазами. Дети часто проникали к нам на стройку через забор. Однажды ко мне подошла девочка лет шести и стала дергать меня за штанину. Я наклонился к ней, улыбаюсь. А она лепечет: «Сэр…» и протягивает лапку. Я полез в карман, нашарил тяжелую серебряную монету и отдал. Девочка сунула денежку за щеку и убежала. Я так и думал, что она купит себе сласти на местном базаре. «О, нет! — сказал мне чернобородый слесарь из моей бригады. Он год учился у нас в Союзе и довольно хорошо говорил по-русски. — Она ничего не купит. Она отдаст деньги матери». Потом ко мне подошли мальчишки, стали просить: «Сэр, мани…» Я раздал всю мелочь.

Через несколько дней чернобородый сказал мне: «Мастер, это бесполезно. Их очень много…» Я перестал брать на работу мелочь, но для девочки с большими глазами я все два года делал исключение. Я и теперь часто думаю о ней. Наверняка она приходит на стройку и ищет своего «сэра» в просторных брезентовых штанах. Я хотел передать шефство над ней своему преемнику, но как растолковать новичку из Союза столь деликатное дело? В общем, я так и не решился.

С чернобородым я крепко подружился. Бригадир у них считается шефом, то есть начальником, ходит в чистой одежде, при галстуке, ему даже полагается чикидар, вроде ординарца, который кипятит чай и бегает за сигаретами. Захочется ему отдохнуть, чикидар тут как тут — подставляет парусиновый стульчик. Мне смешно было глядеть на их обычаи. Я сразу переоделся в рабочую одежду и от своей бригады ни на шаг. Чернобородому все это понравилось, но он предупредил, что рабочие в бригаде перестанут меня уважать. Однако чернобородый тут промахнулся — работяги там, как и везде, не по одежде человека судят, а по его работе. Но и у меня одна осечка вышла, — Заур теперь говорил, глядя на корму. — Я сразу начал внедрять все наши достижения, например, укрупненную сборку металлоконструкций. Если колонну собираем, то всю работу я делаю на земле. Потом эту махину ставим краном на фундамент, и никакого беганья по лесам, никаких несчастных случаев. Весь монтаж делается, конечно, много быстрее. Хорошо вроде? Оказалось, нехорошо. Рабочие мне осторожно подсказывают: вот мы вдвоем быстрее объект строим, значит, нам скорее выдадут расчет. А куда нам потом деваться? Кто семьи будет кормить, или вы хотите, чтоб наши дети собирали мелочь?

Я растерялся. Что делать, не знаю. Меня всю жизнь учили, что надо строить много и быстро, сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. А тут ерунда какая-то. Стараешься для них же, а им это, оказывается, ни к чему, только простой народ подводишь. Думал я, но ни до чего не додумался. Решился и зашел домой к нашему главному специалисту, умный такой мужик, из Баку. Рассказал ему обо всем. Как быть дальше, товарищ Азимов? — спрашиваю. Помолчал он, седые виски потер. Потом ушел на кухню, чаю вскипятил. Пьем чай, молчим. «У тебя поэтапный график монтажа имеется?» — спрашивает наконец Азимов. «Не имею, но меня знакомили, — отвечаю. — Сроки наизусть знаю». — «Придерживайся этого графика неукоснительно, — говорит Азимов. — Особенно по части сроков. Вы меня поняли, товарищ Муфтиев? Если не поняли, то приходите через полгода». Через полгода я и не подумал наносить визит своему шефу — сам многое понял. Азимов как-то объезжал комплекс, повстречал меня, отвел ото всех в сторону и спрашивает с хитрецой: «Мистер Муфтиев, график соблюдаете?» Я ему четко рапортую, тоже на местный манер: «Ол-райт, шеф!»

Когда чернобородый узнал, что я, рабочий, запросто ходил в гости к самому главному шефу, он выкатил на меня глаза и только головой покачал. «В вашей стране рабочие никого не боятся. Они разговаривают со своими шефами просто, будто товарищи. Я это видел. Но ходить в гости к самому главному шефу, почти министру… Я это не понимаю. А ваши женщины! Они так много знают я вовсе не боятся своих мужей. Видно, оттого, что они наравне с с мужьями несут домой зарплату…»

Но еще больше чернобородого удивляло другое. «У вас любят детей! — с восторгом говорил он. — Они живут как маленькие шефы. Ваши писатели специально для них пишут книги. Дети у вас не мрут от болезней, и если даже такое случится, никто не скажет: слава аллаху, что он избавил нас от лишнего рта».

Чернобородый хорошо говорил о моей родине, и я охотно обучал его сварке и резке металлов, учил собирать конструкции по чертежам.

Скоро моего чернобородого не стало на объекте. Мне рассказали, что он, выучившись у русского специалиста, стал величаться мастером и уехал по контракту в богатую нефтью страну. Там ему будут платить в пять раз больше. Мне же дали другого помощника, он умел очень мало, но самое главное, не знал русского языка, и я заскучал.

Клара задумчиво гребла, направляя лодку к отлогому берегу, за которым лежало узкое поле с островками высокой крапивы.