Мир внутри: вы – история человечества

Бдительная осознанность в часы бодрствования делает возможным более глубокое понимание во время сна. Вначале, когда человек начинает развивать осознанность и она еще не стала постоянной, во время сна его беспокоит множество сновидений, поскольку осознанность причиняет беспокойство. Сновидения могут быть важными и неважными, и их толкование зависит от воображения, предубеждений и наклонностей человека. Но по мере того, как вы будете становиться все более осознанным в период бодрствования, продумывая и отслеживая до конца каждую мысль и каждое чувство, у вас не только будет меньше сновидений, но они даже не будут нуждаться в толкованиях, поскольку будут поняты и усвоены в полноте осознанности. Важно не толкование снов, а интенсивная осознанность.

Жаль тратить жизнь, в которой есть перспектива, впустую. Вместо ее распыления на внешнюю деятельность, на глупое умничанье, на словесные упражнения, не лучше ли, не полезнее ли было бы направить эту энергию одаренности на распознавание внутренней активности, которая является либо вредной, либо несущей понимание и счастье? Внешнее богатство быстро уходит, портится, и в итоге возникают конфликт и страдание. Внутренние сокровища нетленны, они ведут к блаженству вечного.

76 Будет поиск истинного, будет и хлеб

Й. З. спросил, почему я утверждаю, что к истине нет пути, что истина – это страна без дорог. Разве истина не дает определенности? Разве она не дает постоянной уверенности?

Все реки текут к морям, от количества наполняющей их воды зависит скорость течения. Маловодные ручьи быстро иссякают. Река же течет уверенно: она преодолевает любые препятствия и обходит любые преграды, или же прокладывает себе новый путь. Но она стремительно течет к морю. Когда ее воды вливаются в море, в его простор, в его безграничность, река, которая знала границы берегов, исчезает, поглощается.

В борьбе существования есть определенность и неопределенность, уверенность и ненадежность. Здесь мы ищем и создаем определенность, здесь мы уверены, здесь попадаем в конфликт хорошего и плохого, здесь познаем удовольствие и боль, рождение и смерть. На берегах есть пути и окольные дороги, и каждый путь дробится и множится. На берегах находится множество богов и их противоборствующих последователей. Там присутствуют заблуждение и шум множества суждений. Вся жизнь на этих берегах – борьба и страдание.

Море не где-то далеко. Мы полагаем, что оно далеко, поскольку создали цель. Именно цель порождает расстояние. Нет ни начала, ни конца, но жадность к достижению, к успеху ведет к постоянному становлению.

– Вы хотите сказать, у нас не должно быть цели, конечного предела?

Цель вдохновляет, когда настоящее не раскрывает своей безмерности, не дает себя понять, – лишь тогда цель становится чем-то привлекательным, спасением от настоящего. Настоящее вечно, и если вы не понимаете его значения сейчас, то маловероятно, что поймете в будущем. Невежество не преобразует себя с помощью мудрости, с течением времени, благодаря вдохновляющему присутствию цели. Оно должно раствориться в вечноприсутствующем. Когда оно возникает, его следует отследить, понять и таким образом растворить, и это действие присутствует всегда. Если листья и ветви дерева обрывать снова и снова, то дерево погибнет. Именно так следует «обрывать» невежество и страдание по мере их возникновения с помощью постоянного осознавания и понимания.

Такое понимание не обретается по прошествии какого-то времени, в отдаленной перспективе. Непонятое имеет продолжение, а понятое прекращает свое существование. Понимание не связано с накоплением [знания], – нет переживающего, который понимает. То же, что не завершено, живет в виде памяти, давая возможность длиться отожествлению, «мне» и «моему». То, что понято, завершено, прекращается, поскольку оно не оставляет следа, памяти. Понимание может существовать только там, где есть свобода, но не там, где рабство, не тогда, когда ум наполнен воспоминаниями. Цель, конечное достижение, порождает и укрепляет память, а память, или накопленный опыт, не приносит понимания. Накопление создает эгоцентрический центр, отделенный, замкнутый, а то, что отделено, никогда не бывает свободным, и, значит, переживающий совершенно не способен к пониманию. Переживающий постоянно переживает, а значит, переживающий вечно несовершенен. Он никогда не будет способен понимать, поскольку понимание присуще свободе.

Какое отношение к свободе могут иметь уверенность, определенность? То, что свободно, неизмеримо, оно находится за пределами всех сравнений, оно вне и выше всех противоположений. Он [гость], находясь в неопределенности, желает определенности, но разве не все существование неопределенно, небезопасно? Над нами довлеют смерть, болезни, старость, творящие недолговечность, однако в этом непостоянстве мы все еще ищем определенности. В смерти, тлении, преходящем мы ищем уверенности. Как же мы слепы!

– Однако мы определенно должны жить в этом мире. Кто обеспечит нас хлебом насущным?