Миражи искусства

Так оно, к счастью, и произошло. Разумеется, не только в связи с тогдашней поездкой к тёте Нюре. Там, на торжестве, обозначенном как помолвка, было и весело, и просто, и благодушно, да вот из присутствующих, кроме Володи и Вали, были исключительно одни старики. Надо лишь представить: той новой бабушке, звавшейся сугубо на старинный лад – Агриппиной, – за семьдесят! И она из тамошних оказывалась едва ли не самой молодой!

В течение неполных трёх дней, пока Воленские находились в деревне, в паузы, когда там они оставались наедине, а затем и по возвращении домой Валя и Володя по-своему, на шуточный, конечно, манер, забавляясь, комментировали всё, чему стали очевидцами. «Невеста хоть куда!» – то и дело говорили они один другому, и при этом не удерживались от весёлого, добродушного смеха.

Где-то в недрах этого приподнятого их настроения витало уже и то самое, чего нельзя было не предвидеть. Супруги, наконец, обрели смелость решить проблему недостатка общения без чьей-то помощи и прямо у себя дома. Замысел свёлся к тому, что они возьмут ребёнка из детского приюта. Возбуждённые, они объездили с десяток соответствующих учреждений, посетили массу присутствий, где требовалось надлежащим образом оформить намеченное, и через каких-то полгода в семье появился вихрастый ребёнок, мальчик чуть больше полутора лет от роду, заменивший на тот период, казалось, всю большую когорту бывших друзей Воленских. Но то, к удивлению и тех бывших друзей, и многочисленных прежних и новых знакомых, и особенно самих Воленских, было лишь приятным началом.

Уже целиком отдавшись заботам о приёмыше, Валя однажды почувствовала недомогание, и выяснилось, что она беременна. Супруги были в шоковой радости и уже не скрывали её, наоборот, по разным поводам возвращались к ней вплоть до родов. Те прошли благополучно. Валя родила двойню, мальчика и девочку. Лучше этого Воленские и желать не могли.

Володя, будучи по характеру безотказным, стал в эту пору добрейшим помощником жене и всему семейству. Валя его настолько любила, что ей вообще не приходило в голову поправлять его или спорить с ним. Она удивилась его мнению только один раз, когда он сказал, что праздник рождения своего потомства он бы считал полезным и обоснованным устроить, когда сыну и дочери исполнится по году, не раньше. Неисправимый интеллектуал, собиратель всяких любопытных сведений, Володя предлагал воспользоваться одной восточной традицией: по ней самые значимые в отношении любого человека торжества принято устраивать по истечении первого года после рождения, а в старости – по истечении шестьдесят первого года, когда уже целым прожитым «лишним» годом подтверждается: жизнь удалась, «виновник» зацепился за неё основательно и твёрдо.

Вале этот сценарий показался заманчивым и эффектным, и она согласилась на него.

Надо ли в подробностях рассказывать ещё и о том, что через год на торжествах по случаю рождения двойни в гостях у Воленских с удовольствием присутствовали и многие бывшие их друзья, которым супруги по-настоящему никогда и не отказывали в своём расположении? Этот народ уже досконально знал о том новом, что коснулось Воленских, и он очень хорошо понимал, что теперь и всё прежнее, связанное с обычаем, также стало здесь почти как другим. «Всё переменилось», – так бы, интерпретируя свои же слова, могла сказать по этому случаю Валя. Для неё и Володи наступала уже иная пора, вовсе не такая, когда общение требовалось им ради самого общения и оказывалось вроде как неполным, если вообще не пустым.

Такого, с учётом появления на сцене новых, младших участников действа, просто уже не могло быть. Для Воленских и вокруг них начиналась самая настоящая, а, значит, и самая интересная часть жизни…

Простое и очень сложное

ПОВЕРЖЕННАЯ ГЕОГРАФИЯ

Учитель географии Владимир Петрович Солодовников любил выпить, был застенчив, робок, нешумлив и не задирист, в меру общителен. Тот тип премилого, покладистого интеллигентного человека, который, несмотря на несдержанность перед спиртным, как бы востребован окружающими: он легко порассуждает о какой-нибудь сложной жизненной ситуации, легко отведёт чью-то беду. Соседи любили его и, сочувствуя ему, выручали, кое-когда, не требуя оплаты отдавая ему немного имевшегося у них зелья в натуре или выкраивая в долг на выпивку небольшие суммы денег, какие он запрашивал и, к его чести, почти всегда возвращал в обещанные им сроки.

Можно сказать, то было хорошее, светлое время. Но постепенно стиль употребления алкоголя у Владимира Петровича становился другим. Учитель спивался. Множились невозвраты заёмных сумм. Бедолагу всё чаще видели в компаниях сомнительных, бомжовых, норовивших прятаться по подвалам и обиравших каждого, кто к ним пристраивался.