Миражи искусства

Можно отрешиться от участия в заботах и сочувствии пьяницам. Это, к сожалению, уже происходит повсеместно и в значительных масштабах. Любой пример плох, когда из него начинают брать худшее. Люди отвыкают сочувствовать и заботиться не только о падших, но и начинающих падать. Из-за всеобщей отрешённости протянуть вовремя руку нуждающимся в помощи часто некому. Это ситуация, когда род людской приготовился погибнуть и устало рассеяться подобно тяжёлому дыму в долгое безветрие.

Немногие, что были на проводах учителя географии в его последний путь, свидетельствовали, как перед опусканием гроба в могилу быстро испортилась погода, подул сырой упругий сивер, периодически вспыхивавший резкими вихрями. Как раз в это время в ритуальной процессии объявился ещё достаточно моложавый на вид человек в плаще и тёмных очках. Он ни с кем не поздоровался и не назвал себя, и никто не узнал, кто он, не исключено, что это был тот самый лучший ученик усопшего, Алеша Горшков, отвернувшийся от географии. Он положил на уже прибитую к гробу крышку бумажную карту с развёрнутым изображением земных полушарий, а на эту бумагу – курительную трубку грубой ручной отделки, профилем напоминающую пиратскую, – наверное, для того, чтобы не дать ветру сдуть карту. Затем он медленно и горестно осмотрел присутствующих, и, угадывая рваные воздушные струи, слегка встряхнул своими длинными, уже седеющими волосами и быстро отошёл прочь, так и не проронив ни слова. Жена Владимира Петровича, все члены его семьи и другие присутствующие не стали возражать, когда кто-то предложил так и оставить на крышке предметы, положенные сюда столь быстро исчезнувшим странным человеком, и предать их земле вместе с гробом. Едва только это решение было утверждено, как очередным крутящимся дуновением карту вместе с уложенным на неё предметом сорвало с места, потащило по-над могилой, трубка, оказавшаяся лёгкой, упала в яму, а карта стремительно взмыла вверх, замоталась там из стороны в сторону, порхнула уж совсем высоко и вмиг пропала за деревьями ближайшего леса, за которым начиналась гряда гор, стоявшая стражем у океанского побережья.

Никто не успел ничего понять, так быстро всё случилось. Впору было сразу усмотреть в неожиданном происшествии нечто символическое, даже мистическое. Но требовалось поторопиться с соблюдением регламента похорон. Истекали его последние минуты. Один из провожавших спрыгнул в яму, достал там трубку, её всё-таки положили на крышку, и так, оставив, опустили гроб книзу и закопали…

Только, наверное, мы двое – тот, которого никто не узнал, и я, никогда не видевший его, – только, наверное, мы с ним, а не те, позволявшие себе оскорблять учителя недоверием и смеявшиеся над ним соседи и коллеги-учителя вместе с их учениками, более всего причастны к гигантским разочарованиям, какие суждено было испытать по своей воле ушедшему из этой беспутной жизни. Только нас могла поражать его необыкновеннейшая честность перед силой вихрей, устремлявших его в окончательное падение.

Мы знали, насколько добрым, порядочным и ранимым он был на самом деле и насколько жестоко коснулось его общее отторжение, куда, к несчастью, входило и наше. Мы по–своему любили его, но ничего не могли сделать, чтобы уберечь его и помочь распрямиться. Земля ему пухом.

Памятные забавы

ДРУЗЬЯ – МНЕ ПОД СТАТЬ

В детстве, которое приходилось на далёкое уже прошлое, нас, бывало, хлебом не корми, а дай нам повозиться с животными. Они и в доме, и на подворье; с ними ты просто на «ты». Совсем непохожим было всё в той прежней жизни. И эта часть тоже. Представьте, в избе кот или несколько котов, куры, телёнок, поросёнок, цыплята, котята, щенки. Выйдешь за порог, там ещё. Корова, свин и, разумеется, пёс. Все тебе преданы до бесконечности.

С котом спать на печи величайшее из детских удовольствий. Он столько намурлычит, что спишь, улетая в небеса. Сколько будешь гладить, столько и мурлыканья. Как тут не отщипнуть ему кусочек от того, что получаешь от мамы. Крошку от яичка, от молозива, от сваренного куриного крылышка. Кот наедается больше, потому что и под полом, и в сенях, и в припасённых соломе или сене водится немало мышей. Сходил к знакомой дыре, поторчал там с десяток минут, и, глядишь, серая уже в зубах. Ест, ни с кем не делясь. Ему под стать остальные друзья. И тем не менее любишь их.

Общество не даёт скучать. Оно всегда греет, тянется к тебе, показывает, как умеет жить. Звуки, движения, запахи, прихоти – ты уже, кажется, всё изучил в каждом. Но ведь они что ни день все ещё и растут, а, значит, меняются. Так же, как ты сам. И вот это объединяет ещё больше; отношения становятся неразрывными. До тех пор, пока чего-нибудь не случается…