Мировая революция. Воспоминания

Эволюция нескольких последних лет показывает, что преодоление военной вражды и неприязни продолжается: сближаются государства не только таких народов, которые политически сближались уже и в прежней Австрии, но возникают многообещающие связи между народами, враждовавшими в Австро-Венгрии. У нас уже есть торговый договор с Австрией, ибо дружба с этим государством вынуждена общими интересами (экономическими), унаследованными от прежнего единения, фактом, что в Австрии находится большое количество наших граждан, и т. д. Действительно, сейчас сближаются четыре государства, вышедшие из Австро-Венгрии: Чехословакия – Югославия – Румыния – Австрия.

Наша дружба с югославянами, начавшаяся еще задолго до войны и укрепленная Малой Антантой, соответствует взаимным потребностям; мы свяваны с морем на юге и востоке. Новая Австрия имеет для нас и для югославян значение транзитного государства.

Так вырисовываются дальнейшие возможности. Итак, прежде всего югославяне. Я уже сказал достаточно о своей югославянской политике до и во время войны. Теперь, после войны, у югославян много интересных задач, одной из наиболее важных будет роль, которую они сумеют играть на Балканах.

Географически и исторически югославяне имеют огромное значение в устройстве Балкан; они являются самым большим из балканских народов, а потому уже без них не может обойтись устройство Балкан и особенно ликвидация турецкого владычества в Европе.

Уже перед войной возникали различнейшие попытки балканской федерации; теперь снова поговаривают об объединении югославян с болгарами. Этот союз перед войной не только обсуждался, но можно сказать, и был начат; вспомним об известной попытке братанья сербской и болгарской интеллигенции. Между сербами и болгарами возникли жестокие споры, но теперь нет достаточных причин для их продолжения; в состав Югославии теперь вошли также хорваты и словенцы и они могли бы влиять умиротворяющим образом на сербов и болгар, так как не принимали непосредственного участия в их спорах. Федерация югославян с болгарами означала бы 17-миллионное народонаселение, через несколько десятков лет это количество могло бы быть удвоено. Цареградская проблема и ее разрешение будет для югославян (затем nojnen omen) предметом размышлений и переговоров; возможность большой мировой политики могла бы также усмирить неразумные сербо-хорватские распри.

Я не забываю греков и их культурных отношений к Константинополю, к сербам и болгарам; я наблюдаю одновременно усилие Италии, стремящейся на Балканы и в Малую Азию. Наконец, я знаю, что Цареград интересовал и до сих пор интересует, хотя и в меньшей степени, великие державы.

Само собой разумеется, что я здесь говорю с нашей точки зрения, которая определяется нашим положением в сердце Европы: сложность условий, возникающих из этого нашего положения, заставляет нас смотреть на все стороны, на целый мир, а поэтому повторяю то, что я высказал еще незадолго до войны, – что мы должны делать мировую политику. Бисмарк сказал, что господином Европы является тот, кто обладает Чехией, со своей империалистической и пангерманской точки зрения он определил этими словами мировое положение нашего народа и государства в середине материка; мы не можем быть господами Европы, нам достаточно быть своими господами, но из замечания Бисмарка мы должны вывести заключение, что и для нас Восток имеет большое значение, главное из-за прусско-немецкого Drang nach Osten, и что нам желательна организация Балкан на этнографическом и историко-эволюционном основаниях: с обеих точек зрения балканские славяне могли бы иметь решающее положение на Балканах. И еще по этой причине у нас с новой Австрией один общий сильный интерес: сокращенная Австрия приобретает свое первоначальное значение как «восточная империя». Я полагаю, что она удержит свою независимость рядом с Германией. Это желательно не только с политической, но и с культурной точки зрения: я разделяю взгляды австрийских политиков и культурных деятелей, которые подчеркивают своеобразие австрийского германства и стремятся удержать его параллельно и в противовес немецкому германству, особенно в противовес прусскому. Тысячелетнее независимое существование говорит за независимость и при новых условиях. Поэтому наша политика по отношению к Австрии, особенно республиканской, может и должна быть дружественной. Иными словами: и в новом положении мы должны серьезно думать об «и для» Австрии, продолжая эти размышления Палацкого. Развитие новой Австрии требует нашей дальнозоркости и политической зрелости.