Однако тот факт, что ранее при очень похожей мировой ситуации мы потеряли свою независимость так же, как и наши славянские соседи-поляки, заставляет нас усиливать нашу политическую дальнозоркость и осторожность. Мы не смеем забывать, что в начале Средних веков славяне простирались до Салы и Северной Лабы; конечно, и о судьбах полабских славян у нас сейчас более ясный и правильный взгляд, чем у Коллара и его современников.
Мы должны знать и реально определять свои силы: мы можем и должны брать пример не только с малых, но и с великих народов, но мы не должны необдуманно подражать своим образцам, у нас должна быть своя обдуманная программа, и за ней мы должны идти последовательно и решительно. Мы должны постоянно стремиться к повышению своей внутренней силы так, как нам это формулировал Гавличек, – потом мы спокойно можем сказать: не покорились и не покоримся никому и никогда! В таких случаях я всегда вспоминаю о маленькой Дании и как она мужественно и честно не позволила напугать себя в 1864 г. двумя великанами – Пруссией и Австрией, хотя и ожидала поражения; во время мировой войны Дании было возвращено то, что у нее было бесправно отнято после поражения. А это возмездие произошло, несмотря на то что Дания не участвовала в войне.
По отношению к Германии нужно считаться не только с силами и факторами государственными, но и культурными; с самого начала нашего развития Германия влияла на нас своей культурой – церковно, экономически, литературно и художественно, – поэтому вопрос нашей самостоятельности и независимости по отношению к Германии не только политический, но и культурный в самом широком смысле этого слова.
За свое политическое освобождение мы должны быть прежде всего благодарны Франции, Англии, Америке, Италии – Западу.
С самого начала своего развития в Европе мы были политически и культурно связаны не только с Германией, но и с Францией, Италией и Англией; в более древнюю эпоху наши сношения с Востоком византийским и русским были редки, эпизодичны. Связь с Германией была так сильна, что одно время наши короли были во главе римской империи.
Влияния остальных западных народов были слабее немецкого. Правда, уже в более отдаленные времена на нас влияли французское и итальянское образование, особенно искусство. Карл основал по образцу Запада университет в Праге. Благодаря Реформации целый народ вступил на путь западной культуры, как это видно из того, что в направлении, данном Гусом, после нас пошел весь Запад; то, что побудительные причины были получены Гусом из Англии, является лишь дальнейшим доказательством этого тезиса. В своей реформации мы выдвинули идеалы, которые осуществили западная реформация и революция; Палацкий правильно указал на то, что в нашей реформации проявили себя в зародыше все те идеи и направления, которые позднее развились на Западе. Коменский был духовно спаян с Западом, и английское влияние было для него благотворно.
Под владычеством Австрии мы были под односторонним немецким влиянием, но как раз поэтому английское и французское влияния, которые не вщеплялись нам насильственно, но к которым мы стремились, были более плодородны. Симпатии к Франции, к идеям Французской революции были для нас могущественной культурой и политической опорой в эпоху так называемого нашего возрождения; поэтому вполне логично и естественно, что во время мировой войны мы стали на сторону Франции и союзников вообще и против наших притеснителей.
С нами на стороне союзников были все славянские народы – за исключением болгар; часть поляков тоже колебалась некоторое время. Австро-Венгрия и Германия угнетали не только нас, но и югославян, поляков и русин; русские и сербы (находящиеся вне Австрии) были тоже против центральных держав. Подобно нам и остальные славянские народы тянулись в культурном отношении к Франции; культурная история поляков и русских дает для этого достаточно доказательств. У южных славян были сильны также итальянское и греческое влияния.
Я не могу разбирать здесь, до какой степени в политических и культурных отношениях славян к Западу играет решающую роль географическое положение, политическое давление немцев и венгров и до какой симпатии, происходящие из родства или сходства характеров; это весьма сложный вопрос культурной взаимности и культурного развития вообще. В данном случае дело касается нашей политической ориентации в Европе.