В кругах, руководящих переворотом, думали с самого начала на совместную деятельность с немцами. На женевском собрании делегатов Национального комитета было сделано предложение, принятое без дебатов, как нечто само собой разумеющееся, а именно – что будет один немецкий министр: в демократии само собой разумеется, что каждая партия, как только она признает политику государства, получает право на участие в управлении государством. Даже больше, это является ее обязанностью. Далее у меня есть сведения, что Национальный комитет стремился одновременно привлечь наших немцев в Национальный комитет и что он вел с ними об этом переговоры. В немецких кругах утверждают, что 29 ноября самому наместнику Куденгове было сделано предложение вступить в Национальный комитет от лица немцев. Подобным же образом Национальный комитет в Брно обещал военному управлению, что примет в свой состав двух немцев. Если мне не изменяет память, то после переворота с чешской стороны было сделано предложение создать министерство национальностей для немцев. Такое поведение наших вождей во время переворота было продиктовано, конечно, не только желанием мира, но и дальнозоркой политикой.
История доказывает, что крушение всех государств происходило всегда от шовинизма, безразлично какого – национального, классового, политического или религиозного. Не могу сейчас вспомнить фамилию одного современного португальского историка, из произведений которого я читал обширные выдержки: он излагает весьма убедительно, как мировая держава Португалия пала из-за шовинистического империализма. А что доказывает нам крушение Австрии и Венгрии, Пруссии, Германии и России? Каждый подымающий меч от меча же и погибает.
Мы правильно разрешим национальную проблему, если поймем, наконец, что чем национальнее мы хотим быть, тем должны мы быть общечеловечнее. И наоборот, чем мы будем общечеловечнее, тем будем и национальнее. Между народом и человечеством, между национализмом и гуманностью нет такого соотношения, которое бы ставило человечество, как целое, человечество и международность как моральное усилие, экстенсивное и интенсивное, вне народа, против народа или над народом и национальностью. Народы являются естественными органами человечества.
Благодаря новой организации Европы и созданию новых государств национализм потерял свой отрицательный характер, ибо угнетенные народы стали независимыми. А против положительного национализма, стремящегося к положительной и усиленной работе, к поднятию уровня своего государства, никто ничего не может возразить. Не любовь к своему народу, но шовинизм является врагом народов и человечества. Любовь к своему народу не требует ненависти к иному народу.
Естественно, что национальность, принадлежность к национальности определяется языком: язык бесспорно является выражением духа народа. Однако это не является его единственным выражением. Начиная с XVIII столетия изучается сущность народности, и теперь мы приходим к заключению, что национальность, вид и характер народа выражается во всем духовном и культурном его стремлении. Потому-то теперь сознательное развитие национальности требует не только лингвистической программы – наша литература и искусство, наша философия и наука, наше законодательство и государство, наша политика и администрация, наш моральный, религиозный и вообще духовный характер должны тоже быть национальными; теперь, когда у нас есть политическая независимость и мы являемся господами своей судьбы, нас не может уже удовлетворить национальная программа времени народного и государственного порабощения; тогда естественно выдвигалась лингвистическая программа, теперь же национальная программа должна быть общекультурной[12]
.Мы уже говорили о культурном синтезе, к которому теперь стремятся в образованной Европе; он должен быть синтезом культурных элементов различных народов. Осуществлять этот синтез должны начать как раз в государствах со смешанными национальностями: меньшинства образованных народов могут в этом случае иметь весьма важную и почетную задачу.
Демократия будет нашей программой во внутренней политике постольку же, поскольку мы будем стремиться к демократизму и в политике внешней: мы возродили наше государство во имя демократической свободы и мы сможем удержать его лишь свободой, одной лишь все более и более совершенствующейся свободой.
Еще нигде нет последовательно осуществленной демократии; все демократические государства являются до сих пор лишь опытом создания демократии. Демократические государства, одно более, другое менее, сохранили в себе многое из духа и устройства старого режима, из которого они возникли, – на свободе, равенстве и братстве как внутренне, так и внешне будут основаны лишь действительно новые государства, государства будущего.