Я указывал недавно на примере России, как действует политический антропоморфизм. Не только религиозные, но и политические деятели создают идеал будущего, земной рай и небо по своему образу и подобию, т. е. в зависимости от своих способностей, хороших и дурных свойств и своих установившихся привычек. Как в каждом из нас, так и в каждой политической партии есть кусочек антропоморфического и социоморфического пристрастия. В своей основе антропоморфизм состоит в привычном мышлении и действии. Люди с трудом создают новое, в лучшем случае они изменяют старое, и то как можно меньше; говорят логически и гносеологически, как в теории, так и на практике большинством людей руководит аналогия, а не творческий разум. Однако истинные философия и наука требуют во всех областях, чтобы люди мыслили, чтобы они собирали как можно больше опыта (индукции), чтобы они наблюдали и сравнивали все, что дано современностью и прошлым, чтобы они проверяли свои выводы, сделанные на основании опытов, с дальнейшим опытом, и все это для того, чтобы не попасть при помощи дедукции, выведенной из недостаточного опыта, спешной дедукции, в мир фантазий. Фантастика, как в искусстве, так и в политике и вообще в практике, отличается от образности, от точной образности, как ее назвал Гете. Образность – это весьма необходимое средство правильного и точного мышления. Точная образность!
Человек думающий и обдуманно действующий – это тот, который может выдвинуть из себя свою образованность, освободиться от жизненных условий, в которых он связан привычками, это тот, который умеет проникнуть умом и чувством в иных людей, в иные времена, который может погрузиться в народ, Европу, человечество. Лишь так можно творить новое и самому стать новым человеком; однако и такое творчество будет всегда скромным. Мы не титаны и уж ни в коем случае не боги.
Всюду современная политика, особенно парламентаризм страдают от антропоморфизма; огромное большинство политически деятельных людей не имеют силы стать выше себя, высвободиться из клещей некритического эгоцентризма. Ввиду того, что теперь почти каждый гражданин является членом партии, в парламенте применяется партийность, интерес целого соединяется с исключительным интересом партий и нескольких лиц, иногда даже одного лица. Парламенты не являются до сих пор представителями народа, массы, но партий и даже котерий, влиятельных и сильных – я не говорю руководящих лиц.
В противовес огромному злу политического антропоморфизма демократия выдвигает требование политического образования граждан и избирателей.
Я не стремлюсь к учености – храни меня Господь, – особенно перед односторонней и школьной ученостью. Школьная дисциплина и школа необходимы, но они не дают ума, таланта и политического чутья; хороший аттестат славная вещь, но здоровый и сильный мозг куда лучше. Не раз я высказывался против политики, которую я прозвал учительской: не только профессора и учителя, но и духовные лица и чиновники, словом, все те, кто привык обращаться с молодежью и несамостоятельными людьми, со всеми послушными и непротестующими, как только становятся депутатами, чиновниками или министрами, обнаруживают очень часто склонность к абсолютистической, упрямой и удивительно детской политике. (Всюду и постоянно политический антропоморфизм!)
С демократической точки зрения неотложной является политическая проблема интеллигенции и ее отношения к экономически и сословно утвердившимся партиям, имеющим в своем распоряжении большие массы. С программной точки зрения это является в значительной степени проблемой буржуазии и либерализма, проблемой их отношений к социализму и аграризму.
Интеллигенция – это класс сословно неорганизованный, продукт высшего и наивысшего образования; в наше время образование получается в школах, главным образом в высших школах. Интеллигенция является представительницей научной специализации, философии и так называемого общего образования; потому она играла и играет до сих пор значительную политическую роль, особенно ее публицистическая часть. Интеллигенция в лице своих наиболее интеллигентных представителей всюду выступала против абсолютизма и теократизма; правда, она не стояла всегда во главе общественности, но происходило это потому, что руководство интеллигенции скорее воспитательное, чем политическое. Большинство интеллигенции, особенно академической, довольно консервативно, оно привыкло к спокойной работе. Характер интеллигенции меняется, конечно, в зависимости от народа и эпохи.