Это те вопросы, которые возникают перед последней кредиторской инстанцией, исходя из того, что инвесторы полагают, что банки и, возможно, некоторые другие заемщики будут поддержаны в бедственные периоды. Оборотной стороной этого является тот факт, что эти заемщики будут менее осторожны в привлечении ссуд во время следующего экономического бума. Однако в том случае, когда панические продажи ценных бумаг и сырьевых ресурсов не могут быть остановлены иным способом, опасность совершения заемщиками ошибок в будущем отходит на второй план. Распродажа активов инвесторами, стремящимися отсечь свои потери, приводит к обвалу цен, а следовательно, и к тому, что многие ранее стабильные компании могут превратиться в несостоятельные.
Тем не менее история знает много примеров неприятия необходимости последней кредиторской инстанции. Наполеоновский министр-казначей, Франсуа Николас Мольен, активно выступал против желания своего руководителя сохранить терпящих бедствие производителей, несущих убытки из-за континентальной блокады. Он утверждал, что, начав двигаться в этом направлении, Казначейство будет погружаться все глубже и глубже [1]. Луи-Антуан Гарнье-Паж, занимавший в 1848 г. пост министра финансов Франции, позже утверждал, что было бы даже полезно ускорить кризис, чтобы сделать страдания менее продолжительными: «Не делайте ничего, чтобы сохранить ренту, распродавайте акции и товары». Наличие четкой стратегии, утверждал он, внесло свой вклад в блестящее восстановление Франции в период с 1850 по 1852 г. [2]. По мнению Мюррея Розбарда, «любая поддержка шатких позиций откладывает ликвидацию и еще более ухудшает ситуацию» [3]. Но самая резкая формулировка на эту тему принадлежит Герберту Спенсеру: «Окончательным итогом поддержки совершаемых людьми безумных поступков будет мир, населенный дураками» [4]. Такая трактовка совсем не удивительна в эпоху Дарвина.
Становление Центральных банков происходило в соответствии с требованиями рынка, а не диктовалось выкладками экономистов. Эштон утверждал, что Государственный банк Англии являлся последней кредиторской инстанцией еще в XVIII столетии [5], хотя это заявление не совсем согласуется с его же утверждением о том, что «раньше средства борьбы с кризисами разрабатывались экономистами, которые пришли к выводу о том, что создать такое средство всилах монетарных властей [Государственногобанка Англии или непосредственно правительства], которые могли бы осуществить чрезвычайную эмиссию таких ценных бумаг, которые были бы приняты банкирами, торговцами и рыночной публикой. Как только это было сделано, паника пошла на спад» [6].
Сомнения относительно того, являлся ли в то время Центральный банк или правительство высшим органом денежно-кредитной власти, не разрешены и по сей день, и потому нельзя однозначно утверждать, что Государственный банк Англии выполнял роль последней кредиторской инстанции уже в 1700-х гг. По свидетельству И. В. Моргана, полномочия Государственного банка Англии были ограничены действиями правительства, проводившего эмиссии казначейских векселей в 1793, 1799 и 1811 гг., а Государственный банк принимал на себя функции последней кредиторской инстанции постепенно в течение первой половины XIX столетия, «несмотря на протесты теоретиков» [7]. Примерно такой же эволюционный путь прошел и Банк Франции. В 1833 г. большинство генерал-консулов отвергли идею Хоттингера принять английскую модель, равно как и доводы Одиера о необходимости разработки совершенно новой политики, и заключили, что главная задача Банка Франции должна состоять в защите французского франка. Оттоки капитала не должны становиться бедствием. Процентные ставки не должны быть искусственно занижены, иначе это станет поддержкой для спекулянтов и фактором, усиливающим последующие кризисы. Однако, если кризис все же начался, Центральный банк должен обеспечивать рынок достаточным количеством дешевых денег с целыо сбить волну кризиса и сократить его продолжительность [8].
Теоретики долго не придавали особого значения экономической роли Центрального банка, пока в 1873 г. на свет не появилась книга Бейджхота «Ломбардная улица», хотя сэр Фрэнсис Барпнг привлекал внимание к этой идее еще в конце XVIII в. [9], а классическое произведение Торнтона «Бумажный кредит» содержало в себе и доктрину и контраргументы дискуссии, посвященной финансовым проблемам английских банков [10]. В своем выступлении перед специальной парламентской комиссией по банкам-эмитентам в 1875 г. Бейджхот опирался на доводы Давида Рикардо, а не Баринга и Торнтона. «Ортодоксальная доктрина, сформулированная Рикардо, состоит в том, что на определенном этапе расширения паники должны быть сняты все ограничения на эмиссию законных платежных средств» [11]. Со своей стороны, Бейджхот ясно сформулировал собственные идеи в своей первой опубликованной в 1848 г. статье, где прокомментировал приостановку действия банковского акта 1844 г. во время паники, разразившейся в 1847 г.