Один изучающий музыку студент из колумбийских Анд подтверждает эту мысль: «Все первобытные люди видели “больше” в “меньшем” – в том смысле, что ландшафт был для них отражением высшей реальности, “содержащей” физическую; можно сказать, что к последней они добавляли “духовное измерение”, ускользающее от современного человека»[260]
.Пол Радин, о котором мы уже упоминали, точно так же, как любой антрополог, досадовал на «ложное впечатление» о первобытных людях как о мистиках поголовно. Он утверждал, что среди них, как и среди нас, мы встретим «два основных типа темперамента: человек действия и мыслитель, иными словами, тот, кто существует почти исключительно на уровне, который можно назвать двигательным, и тот, кто требует объяснений и получает удовольствие от той или иной формы умозаключений». Однако он «ни на минуту не стал бы отрицать, что к мистицизму и символизму они обращаются чаще, чем современные жители Западной Европы… Только составив полное представление о мистическом и символическом смысле, присущем большинству видов деятельности первобытного человека, мы можем надеяться понять его»[261]
. В качестве примера того, что он имеет в виду, можно сослаться на члена племени, который указывал, что в паутине круговые нити липкие, а радиальные – нет. Это значит, объяснял он, что если в жизни мечешься из стороны в сторону, то влипнешь, но если движешься к центру, с тобой ничего подобного не случится.Не следует завершать этот раздел, не упомянув особый тип личности, шамана, – распространенный, но не повсеместный в племенных сообществах, – способный обходить символизм и воспринимать духовную реальность напрямую. Можно относиться к шаманам как к духовным савантам, а согласно определению, савант – человек, способности которого, будь то в музыке (Моцарт), драматургии (Шекспир), математике или в любой другой сфере исключительны вплоть до состояния принадлежности к масштабам других порядков. Подвергаясь серьезным физическим и эмоциональным травмам в ранние годы, шаманы могут исцеляться и устраиваться в жизни таким образом, чтобы иметь в своем распоряжении если не космические, то экстрасенсорные способности. Эти способности позволяют им общаться с духами – как добрыми, так и злыми, получать силу от первых и бороться со вторыми, если понадобится. Шаманы активно занимаются целительством и, по-видимому, имеют сверхъестественный дар предсказания будущего и нахождения потерянных вещей.
Заключение
Из первичных и исторических религий время, по-видимому, на стороне последних, и пусть даже миллионы людей желают, чтобы первобытный образ жизни продолжался, маловероятно, что их желание сбудется. «Цивилизация» если не деспотична, то соблазнительна, и нельзя поручиться, что уцелевшие первобытные народы сохранят прежний образ жизни, чтобы антропологи изучали его, а мы, все остальные, – романтизировали как символ утраченного нами рая. И в завершение данной главы мы поговорим об отношении индустриальных народов к народам первобытным – и о том, каким оно будет на протяжении, по-видимому, краткого времени, которое осталось последним на этой планете.
Исторические религии в целом отказались от прежних миссионерских замыслов в отношении «язычников», как ранее уничижительно именовали первобытные народы. Если уж на то пошло, маятник качнулся в противоположную сторону – к романтизации первобытного. Встревоженные непреклонным утилитаризмом технического общества и его кажущейся неспособностью воздержаться от уничтожения людей и планеты, городские жители обратились к надежде на то, что возможен принципиально иной образ жизни, и в качестве подкрепления этой надежды уцепились за первобытные народы. В общую картину укладывается и чувство вины, так как к этому образу жизни обращаются потомки тех обладателей силы, кто смотрел на него свысока, грабил и уничтожал лишенных этой силы. Могло ли дело принять иной оборот, если учесть тогдашние представления завоевателей и явно непреодолимые стремления тех, кто злоупотреблял своей силой, мы никогда не узнаем. Что нам известно и что мы можем поставить себе в заслугу, – наше нынешнее признание, что речь идет о холокосте глобальных масштабов.
В качестве положительного момента мы можем отметить, что теперь признаем свои ошибки в оценке этих народов. Первобытные народы отнюдь не примитивны и некультурны, и уж тем более не дикари. Они не отсталые и неразвитые – они другие. Они стоят особняком, не являясь неполноценными. Помня об этом и отказавшись от пренебрежительного отношения к первобытному, мы ненадолго вернемся к нашей нынешней склонности романтизировать эти народы, ибо в этих стремлениях есть аспект, не нашедший широкого понимания.