В поздние годы жизни Будда говорил ученикам, что первые мысли об освобождении явились к нему еще до ухода из дома, когда он, будучи мальчишкой и сидя однажды в прохладной тени яблони, глубоко задумался и обнаружил, что достиг того, что впоследствии назвал первым уровнем погруженности в размышления. Так он получил первое смутное предвкушение освобождения и сказал себе: «Это и есть путь к просветлению». Именно стремление вернуться туда и углубить свой опыт наряду с разочарованием в привычных наградах мирской жизни привело его к решению всецело посвятить собственную жизнь духовным исканиям. Итогом, как мы уже видели, стала не просто новая житейская философия. Произошло перерождение: превращение в существо иного рода, воспринимающее мир по-новому. Если мы не видим этого, мы не в состоянии вообразить влияние буддизма на человеческую историю. С Буддой под деревом Бодхи произошло нечто, как нечто происходило с тех пор с каждым буддистом, проявлявшим упорство на последней ступени Восьмеричного пути. Подобно фотоаппарату, разум был недостаточно сфокусирован, однако его настроили. Благодаря «искоренению заблуждений, страстей и враждебности», этих трех отрав, мы видим, что все обстоит совсем не так, как мы предполагали. В сущности, предположения любого рода рассеялись, заменившись непосредственным восприятием. Разум покоится в своем истинном состоянии.
Основные понятия буддизма
Мировоззрение Будды в целом так же трудно определить точно – как и мировоззрение любой другой личности в истории. Отчасти затруднения объясняются тем, что он, подобно большинству учителей древности, ничего не записывал. Между его изреченными словами и появлением первых письменных свидетельств о них прошло более полутора веков, и хотя память в те времена выглядит на редкость надежной, столь длительный промежуток времени неизбежно вызывает вопросы. Еще одну проблему представляет обилие материала в самих текстах. Будда наставлял учеников в течение сорока пяти лет, поразительно обширный корпус источников дошел до нас в той или иной форме. В то время как конечный результат – несомненное преимущество, само обилие материала ошеломляет, ибо несмотря на то, что учения Будды сохраняли удивительное постоянство на протяжении долгих лет, невозможно говорить что-либо стольким умам и таким множеством способов, не создавая проблем с толкованием. Эти толкования и образуют третье препятствие. К тому времени, как начали появляться тексты, уже успели возникнуть и размножиться школы приверженцев – одни с намерением сократить до минимума разрыв Будды с индуизмом брахманов, другие – в стремлении подчеркнуть этот разрыв. Все это наводит теологов на размышления о том, в какой степени то, что они читают, представляет собой подлинные мысли Будды, и в какой степени это интерполяция его мыслей, сделанная приверженцами учения.
Несомненно, самым серьезным препятствием к восстановлению обтекаемой философии Будды является его собственное молчание по ключевым моментам. Мы уже видели, что насущными заботами для него были практические и лечебные, а не абстрактные и теоретические. Вместо того, чтобы вести споры о космологии, он стремился приобщить людей к иному роду жизни. Было бы неверным утверждать, что теория не интересовала его. Диалоги с ним свидетельствуют о том, как скрупулезно он анализировал некоторые абстрактные вопросы, и о том, что он действительно обладал поистине блистательным разумом метафизика. От философии он воздерживался из принципа, подобно человеку с ощущением своей миссии, который отказывается от увлечений как от пустой траты времени.
Его решение настолько логично, что отступничеством выглядит вставленный сюда раздел, где предпринята прямая попытка выявить – и в некоторой степени определить – некоторые ключевые принципы мировоззрения Будды. Но в конечном счете эта задача неизбежна по той простой причине, что неизбежна и метафизика. Каждый придерживается некоторых принципов, касающихся основных вопросов, и эти принципы влияют на толкование второстепенных вопросов. Будда не был исключением. Он отказывался заводить философские дискуссии и лишь изредка позволял вывести его из «благородного молчания» ради участия в них, но свои взгляды у него определенно имелись. Никто их тех, кто желает понять его, не в силах избежать рискованной задачи – попытаться выяснить, что они собой представляли.