Миртаит из Трапезунда

Толпа, не получив желаемых монет от императора, начала требовать заветную медь от его свиты. Люди толкались, выли и хватали за руки и ноги всех, кто был одет в шелковые одежды. Я почувствовал, как какой-то мужик с пугающе диким взглядом настолько резво схватил меня за рукав и потянул на себя, что я едва не растянулся прямо на земле. Не иначе как каким-то чудом, я сумел освободить рукав своей туники из крепкой хватки обезумевшего мужика и ринулся прочь от впавшей в совершенное беспамятство толпы.

Я бежал вперед по дороге, ведущей к Цитадели, и пытался глазами отыскать своего учителя. Оглянувшись назад лишь один только раз, я увидел, как императорская стража выстроила стену из щитов и умело сдерживала наш отход, который мне напоминал настоящее бегство с поля боя.

– Филат, слава богу, ты в порядке! – услышал я голос Ливадина впереди себя и поспешил к учителю по ухабистой обочине дороги.

– Со мной все хорошо, господин, – уверил я Ливадина. – Однако на площади творится какое-то безумие!

– По древней традиции император Василий и молодая деспина раздавали народу Трапезунда монеты, но эта неблагодарная чернь словно впала в бешенство. Ни с того ни с сего люди начали драться и давить друг друга, – с нескрываемым возмущением сообщил мне Иова, что возвращался в Цитадель вместе с Ливадином.

– На площади могут быть раненые и покалеченные, – предположил я, ведь крики и вопли никак не смолкали и, казалось, следовали за нами по пятам.

– Будем надеяться, что Господь не оставит нас в своей милости, и жертв на площади будет немного, – полностью разделял мое беспокойство Ливадин.

– С чернью всегда так. Эти люди не имеют никакого представления о чести и достоинстве, и словно отупевший скот идут на поводу у своих низменных инстинктов, – удивил меня своим жестоким суждением обычно крайне доброжелательный господин Иова.

– Все это очень нехорошо… – чуть слышно зашевелил губами мой учитель. – Да еще и случилось в столь важный для императора день. Господи, помоги нам всем!

– Ох уж этот проклятущий дождь! Он все никак не успокоится! – продолжал недовольно ворчать Иова, явно не расслышав последних слов Ливадина. – Похоже, что он изрядно попортит всю нашу дорогую праздничную одежду.

– В честь праздника императору следовало раздавать хлеб и монеты всем пришедшим на площадь в строгой очередности. Точно так, как это делают у нас в Константинополе, – едва слышно прошептал мне на ухо Ливадин. – Теперь же произошедшее у церкви становится похожим на покушение, совершенное на священную особу императора и его молодой супруги.

Я промолчал, но слова Ливадина заставили меня глубоко задуматься. Всего несколько дней назад я чуть было не стал свидетелем отравления ромейской принцессы, о чем по приказу Никиты Схолария я никак не мог рассказать своему учителю. И вот, в день императорской свадьбы, случается внезапное волнение толпы. С ужасом я подумал о том, что произошедшее на площади могло быть частью все того же плана, направленного против ромейской принцессы и императора Трапезунда. Хотя оба гурийца были обезврежены: один – убит, а второй – заключен в казематы, у заговорщиков вполне могли остаться союзники, желавшие любой ценой довести задуманное злодеяние до конца.

Вернувшись в Цитадель, все мы, благополучно выбравшиеся с церковной площади, вошли во дворец через парадный вход с широким крыльцом и белыми мраморными колоннами. Вереница из императорских чиновников в насквозь промокших под еще более усилившимся дождем одеждах неспешно проследовала к тронному залу, который был расположен на верхнем этаже дворца.

На входе в императорский зал чиновникам снова предстояло выстроиться группами в соответствии с придворным рангом, а, следовательно, и по цветам одежды. Мне в очередной раз пришлось довольствоваться местом в самой последней группе, и, нужно сказать, что подобные перестроения уже начали меня утомлять.

– Не к добру это, не к добру, – услышал я негромкий голос длинноносого чиновника в голубом с золотом кафтане справа от себя.

– Вот уж, действительно, дурная примета, хуже и не придумаешь, – вторил длинноносому его невысокого роста сосед.

– Не все и так одобряли брак императора Василия с ромейкой, – поведал длинноносый сановник. – А теперь совсем взбеленятся, непременно углядев в беспорядках на площади в день государева венчания дурной знак и мрачное предзнаменование.

– Наш двор, мой друг, слишком долго расколот на две партии, и сторонники сближения с Грузией никогда не примут Палеологиню как свою госпожу, а после сегодняшнего дня и вовсе возненавидят ее.

– Поговаривают, что принцесса-то незаконнорожденная, – заговорщицки понизив голос, сообщил своему приятелю длинноносый господин.

– Кто? Ромейская принцесса?

– Именно!

– Не может такого быть!

– Я слышал, что ромейка рождена не от императрицы, а от любовницы василевса Андроника.

– Не верю! Чтобы наш повелитель да согласился на такую сомнительную партию?

– А зря, я слышал это от самого великого логофета!

– Да что ты говоришь!