Миры Артура Гордона Пима

Возьмите отдельное случайное стихотворение, скажем, порожденное патриотическим пылом некоего человека, который никогда более не напишет ни одной поэтической строки. Разве вы не увидите в нем подтверждение моей теории, что всякая истинная поэзия является единственно результатом вдохновения и – как изначально, так и на уровне словесного воплощения – не имеет никакого отношения к очевидному автору?

И умом и сердцем я полагаю «Ворона» непревзойденным шедевром, который, являясь одновременно порождением странного психического состояния и плодом напряженного интеллектуального труда, вероятно, останется последним стихотворным произведением, которым по-прежнему будет восхищаться человечество, когда интеллект в ходе дальнейшего своего развития и роста вытеснит из жизни и умов человеческих всякую романтику, всякие чувства, всякую поэзию, оставив в нашем распоряжении лишь рассудок и волю.

Далее, в ответ на какое-то мое замечание, Бейнбридж сказал:

– Разумеется, я выражаю лишь свое личное мнение, и для меня поэзия Байрона и По исполнена музыки и цвета. Размер некоторых их стихотворений вместе с порядком слов порождает, мне кажется, печальнейшие мелодии для души человеческой – монотонная музыка строф призвана производить поистине странное и неописуемое впечатление. Но подлинное своеобразие их поэзии – и здесь По превосходит Байрона – заключается в способности производить такое же впечатление, какое оставляют некоторые черно-белые картины, где тонкие переходы тени выполнены с таким мастерством, что создают иллюзию цвета – темного, приглушенного, но все же цвета. Сей цветовой эффект поэзии По остался почти (если не полностью) не замеченным мной при первом прочтении, в отличие от музыки строф – и для того, чтобы почувствовать оный в полной мере, мне потребовалось перечитать стихи спустя некоторое время. Последние два-три года я не читал По, и в настоящий момент «Улялюм» представляется мне подобием некоего причудливого пейзажа или полотна, виденного в далеком прошлом.

Я спросил, какие именно цветовые впечатления порождает у него в воображении поэзия По, и Бейнбридж ответил:

– Впечатления красного цвета вообще не сохранилось в памяти. Преобладает черный, более или менее густой; но в данную минуту мне живо видятся краски практически любого пейзажа, в котором отсутствует красный цвет и который открывается взору лунной ночью, в вечерних сумерках или пасмурным днем. И все же, за единственным исключением, музыка и вообще любые звуки никогда не оставляли в моем воображении цветового впечатления, а упомянутое исключение составляют определенные тона скрипки, порождающие в моем сознании образ лилового цвета. Поскольку я незнаком с профессиональным языком художников и музыкантов, я могу попытаться описать эти впечатления лишь своими словами. Я излагаю лишь свое мнение и отнюдь не категоричен в своих суждениях о поэзии. Заключенные в стихах По аллегории нам необходимо разгадать, каждому на свой лад. Для меня лично они не представляют загадки – и несомненно, любой другой человек скажет то же самое; однако при сравнении наши трактовки окажутся совершенно разными.

Но сколь бы высоко Бейнбридж ни ценил поэзию По, среди прозаиков он ставил последнего еще выше, чем среди поэтов. Как я говорил, я сам являюсь страстным поклонником По. Его прозу я всегда считал поистине гениальной – неким явлением, по выражению Бейнбриджа, «превосходящим искусство и подкрепленным самым совершенным мастерством». Но когда мы заговорили о прозе По, Бейнбридж сумел выразить словами все мои чувства и раскрыть и объяснить природу гениального дара этого автора, которую я прежде не понимал полностью.

Затем я спросил Бейнбриджа, что именно в прозе По его столь сильно восхищает.