Миры Артура Гордона Пима

– Нет, нет… у меня ни минуты времени… еще три пациента ждут… – Здесь он бросил взгляд на Бейнбриджа, словно проверяя, какое впечатление произведут такие слова на новичка, который должен радоваться, коли у него имеется хотя бы один-единственный пациент. – Привык исполнять свои обещания… Прекрасный вечер. – Он уселся на краешек кресла и быстро окинул глазами комнату. Не найдя сразу лучшего предмета для разговора, я заметил, что мы с доктором Бейнбриджем сейчас говорили об Эдгаре Аллане По и его незаконченном сочинении, «Повести о приключениях Артура Гордона Пима», и упомянул имя Дирка Петерса.

– Я знаю старого Петерса… хорошо знаю, сэр, – сказал доктор Каслтон без малейшего колебания. – Такой низкорослый старикан… бывший моряк… ростом четыре фута шесть дюймов, или семь… В свое время был отчаянным малым, надо полагать… Теперь старик лет семидесяти или восьмидесяти… лысый, безбородый… Арендует несколько акров земли на берегу. Сейчас очень болен.

В первый момент мы с Бейнбриджем перекинулись короткими взглядами, словно говоря друг другу: «Ну и как вам этот Каслтон?» Но когда он продолжил, а мы получили время подумать, нам вдруг пришло в голову, что, вполне вероятно, Дирк Петерс все еще жив и, возможно даже, обитает в здешних краях, а коли он проживает в окрестностях Беллву, доктор Каслтон запросто мог встречаться с ним. Сколь бы быстро мы ни переглянулись, Каслтон все заметил и прекрасно понял значение наших взглядов.

– Джентльмены, – продолжал он, – я знаю, о чем говорю. Да, действительно, я никогда прежде не связывал Петерса с упомянутым сочинением. В моих книжных шкафах книги стоят в два ряда. Тысячи томов перенесены на чердак, чтобы освободить место для новых книг – у меня никогда не возникает необходимости перечитывать книгу по второму разу. Конечно же у меня есть сочинения По, и в сафьяном переплете к тому же… величайший гений, посланный человечеству неоскудевающей щедрой рукой нашего Создателя. Мне никогда не доводилось читать названное вами великое творение сего могучего светлого ума – однако, я помню «Повесть о snorting thing» и «Литературную жизнь Какваса Тама». Но я уверен – уверен столь же твердо, как в безошибочности всякого веления Высшей Силы, – что Петер живет в десяти милях отсюда и в настоящий момент очень тяжело болеет – на самом деле, готовится отправиться в далекий край, откуда едва ли вернется. В «неведомую страну, из пределов которой не возвращаются путники». Сверхчеловеческими усилиями я поддерживал в Петерсе жизнь много долее срока, назначенного для него Создателем – а именно, три дюжины и десять лет; но мои возможности и возможности науки ограниченны, и начало конца уже близко.

К этому моменту доктор Каслтон расхаживал взад-вперед по комнате, изредка останавливаясь перед висящей на стене гравюрой, беря и кладя на место книги, с интересом рассматривая все вокруг. Складывалось впечатление, будто он вполне удовлетворил свое любопытство, побудившее его «заскочить» ко мне, и скоро уйдет. Уже через минуту после своих последних слов он, похоже, напрочь забыл о Дирке Петерсе. Меня глубоко захватила мысль, что Дирк Петер может находиться в пределах досягаемости, а коли так, вполне вероятно, нам удастся узнать у него, достигли ли они с Пимом Южного полюса, и если да, то что они там обнаружили. Представлялось совершенно очевидным, что ум доктора Бейнбриджа всецело поглощен тем же предметом. Мне не терпелось узнать, что он думает о заявлении доктора Каслтона, ибо чем дольше я размышлял над услышанным, тем сильнее склонялся к предположению, что доктор Каслтон не ошибается. Но Каслтон уже явно думать не думал о Дирке Петерсе, ибо до меня, погруженного в раздумья, доносились напыщенные речи следующего содержания:

– Да, сэр, Англия – могучая держава. Британский военно-морской флот, сэр, может вытеснить – и попомните мои слова, вытеснит! – Францию, Россию, Пруссию, Австрию и Италию из океана подобно тому, как аку… кашало… нет, огромная и прожорливая рыба-меч в своем стремительном натиске, с абсолютной неизбежностью и ураганной силой сметает целую стаю трусливой скумбрии или трески со своего пути, предначертанного Предвечным Творцом.

Сии пророчества Каслтона служили изящным комплиментом родной стране приезжего человека и, за отсутствием здесь других иностранцев, не задевали ничьих чувств. Ни прежде, ни впоследствии я не слышал, чтобы в свободном потоке его красноречия возникали заминки, как в данном случае, – каковое редкое обстоятельство уже само по себе достойно упоминания. Вскоре, несмотря на наши протесты, доктор Каслтон выбежал за дверь, и тогда мы с Бейнбриджем обсудили удивительные возможности, которые открывались перед нами в случае, если Дирк Петерс действительно обитал поблизости. Мы пришли к выводу, что сообщение Каслтона имеет чрезвычайно важное значение, и договорились о порядке наших дальнейших действий. Остаток вечера мы провели за беседой, весьма приятной для меня и явно доставившей удовольствие доктору Бейнбриджу, и расстались уже за полночь.