Мы остановились перед крохотной хижиной общей площадью футов сто шестьдесят, со стенами, сложенными из толстых бревен с врезкой по углам. Доктор вошел внутрь, оставив меня сидеть в коляске, но вскоре появился на пороге и подал мне знак рукой. Войдя в дом, я услышал голос: «Да, доктор, старая посудина все еще держится на плаву… полузатоплена, но все еще держится на плаву». Посмотрев в направлении голоса, я увидел на кровати в углу комнаты безбородого старика. Я ни на секунду не усомнился в том, что вижу перед собой Дирка Петерса, моряка с «Дельфина», бунтовщика, исследователя Антарктического океана, покровителя и друга Артура Гордона Пима. Его тело было до пояса прикрыто старым одеялом, но я с уверенностью мог сказать, что рост у него меньше пяти футов – в настоящее время, вероятно, не более четырех с половиной. По словам По, в 1827 году рост Петерса составлял четыре фута восемь дюймов. Одна рука старика была безжизненно вытянута вдоль тела, и кончики пальцев достигали чуть не середины голени; а другая, с раскрытой широкой ладонью, способной целиком накрыть небольшой окорок, лежала на одеяле. Мускулистые плечи, шея и обнаженная рука старика свидетельствовали о колоссальной физической силе. Вот она, огромная голова, упомянутая По, совершенно плешивая под париком из куска лохматой овчины, который больной машинально приподнял в знак приветствия, и со вдавленным теменем; вот он, широкий рот от уха до уха, с узкими губами, практически неподвижными, как стало заметно, когда он издал сухой смешок и вокруг глаз у него собрались глубокие морщины, свидетельствовавшие о мимолетном сокращении лицевых мышц. На физиономии старика застыло такое выражение – во всяком случае, если говорить о растянутых в подобии жутковатой улыбки губах, не прикрывавших длинные торчащие зубы, – какое легко представить у демона, глумящегося над погубленной невинностью. О, ошибки здесь быть не могло! Доктор Каслтон бросил на меня вопросительный, но одновременно уверенный взгляд, и я утвердительно кивнул. Но если я рассчитывал получить возможность обстоятельно побеседовать с Петерсом, то здесь мои ожидания не оправдались. Доктор Каслтон засобирался уезжать еще прежде, чем я закончил разглядывать старика. Я услышал, как старая соседка – жена рудокопа, по доброте своей присматривавшая за инвалидом, – жалостливо сказала:
– Нынче ночью я сидела с ним, доктор. Бедняга, он бредил. Ему мерещилось, будто он стоит на ледяной горе, которая стоит на горе соли, и смотрит в преисподнюю. Но когда рассвело, он пришел в чувство.
Доктор Каслтон извлек из недр объеместого медицинского саквояжа какие-то пилюли и порошки, сделал необходимые предписания и совсем уже собрался удалиться, не предоставив мне возможности поговорить с Петерсом. Тогда я попросил позволения задержаться еще на несколько минут, чтобы задать больному пару вопросов, и он удовлетворил мою просьбу. Я подступил вплотную к кровати и, глядя в глаза, смотревшие на меня, спросил старика, действительно ли его зовут Дирк Петерс, на что тот ответил утвердительно. Затем я спросил, не он ли в 1827 году вышел из порта Нантакет на бриге «Дельфин» под командованием капитана Барнарда, на борту которого, помимо всех прочих, находился некий юноша по имени Артур Гордон Пим, – и мгновение спустя пожалел, что задал вопрос с излишней прямотой. Петерс сумел довольно спокойно и разумно ответить «да» на оба мои вопроса, но при словах «Дельфин», «Барнард» и «Пим» глаза у него начали вылезать из орбит, и ужасные зубы тускло заблестели в темном провале рта, когда он испустил душераздирающий вопль и рывком принял сидячее положение. Мне показалось, глаза у него вот-вот лопнут, когда он уставился безумным взглядом в пустоту, словно видя перед собой наступающее воинство демонов.
– О Господи! – диким голосом прокричал он. – Там, там… она умерла. Ах… – немного успокаиваясь, – ах, старец с глазами бога… хрустальные кубы с прозрачной влагой небес. О!.. – Он снова возвысил голос до пронзительного крика. – О, она умерла, а он любит ее… а я люблю его. Послушай, тебя называли человеком-бабуином… так стань больше, чем человеком!.. Я любил мальчика… говорю вам, я сразу полюбил его. Я спас его однажды – нет, дюжину раз!.. но только не здесь… только не из преисподней. Выбраться из ущелий с соляными стенами, взобраться по крутым скалам из застывшей лавы и… но внизу огненное озеро… старик… и пропасть, Боже мой, бездонная пропасть! Снежная борода… глаза бога… – Затем он на несколько секунд успокоился. – Ах боже мой, боже мой. – Потом проговорил низким, страстным голосом: – Я буду человеком-бабуином, и я сделаю то, чего еще не делал ни один человек и ни один зверь… да, и что вовек не сделает ни один человек.