Миры Артура Гордона Пима

Затем Петерс впал в совершенно невменяемое состояние и выпрыгнул из постели. Доктор Каслтон стоял у двери, и я проворно отступил к нему. Старая женщина исчезла. Петерс испускал вопль за воплем; я даже не предполагал, что человеческое горло способно издавать столь ужасные звуки. Он схватил толстую дубовую жердь и переломил с такой легкостью, с какой я переломил бы сухой прутик. Позже я взял обломок подлиннее, положил концами на два камня, отстоящие друг от друга на четыре фута, и уронил на него посередине булыжник весом за сотню фунтов – и дубовая палка, переломленная руками могучего старика с такой легкостью, с какой вы переламываете пальцами деревянную зубочистку, даже не прогнулась от удара. Затем Петерс оторвал от пола нерастопленную печку и вышвырнул через открытое окно во двор, где она приземлилась на расстоянии семи-восьми футов от дома и разбилась вдребезги. Излишне говорить, что мы с доктором Каслтоном покинули комнату с величайшей живостью. Дабы закончить описание сей малоприятной сцены, добавлю, что дикий приступ безумия продолжался у Петерса еще с минуту – но наконец, футах в сорока-пятидесяти от хижины, он рухнул наземь, обессиленный. Тогда мы отнесли старика обратно в постель, доктор Каслтон дал необходимые указания старой соседке, и в скором времени Петерс заснул, а мы отправились обратно в город.

– Странно, – промолвил доктор Каслтон, когда мы проехали с милю, наверное. – Странно, что мысль способна на такое! Одно произнесенное вслух слово приводит в действие механизм памяти, и человек переносится на полвека назад, к некой ужасной сцене, навсегда запечатлевшейся в мозгу – а если не в мозгу, то где? – после чего моментально следует рефлекторная реакция организма, и кроткий инвалид в мгновение ока превращается в маньяка, обладающего силой Самсона. Ах, может ли кто разгадать тайну тайн и объяснить нам природу человеческого сознания! В сем даре Божьем кроется тайна жизни, тайна смерти и, возможно даже, тайна самой Вечности!

Обратно мы ехали несколько медленнее. Я пытался сообразить, как же нам узнать у такого человека, как Петерс, секретные сведения – коли он владеет таковыми. Даже если факты его прошлого не составляли никакой тайны, а представляли просто научный интерес, я имел случай убедиться, что заводить с Петерсом разговор на тему удивительного морского путешествия следует чрезвычайно осторожно. В конце концов я решил не обсуждать данный предмет, покуда не встречусь с Бейнбриджем, который, я знал, с нетерпением ждал моего возвращения, едва ли смея надеяться, что описанный По Дирк Петерс действительно существует и найден.

Когда мы подъезжали к городу, мои мысли обратились к странному существу, сидевшему рядом со мной. Вот человек, способный мыслить – и научно, и поэтически – о чудесах земных и небесных, но одновременно способный всерьез говорить о своем намерении выдворить из города своего конкурента! Безусловно, подобные речи, столь смехотворные, в сущности целиком и полностью относятся к жанру драматического искусства – призваны скорее оправдать предполагаемые ожидания слушателей, нежели выразить истинные чувства говорящего. Потом мне вспомнилось случайно услышанное выступление доктора, в ходе которого перед умственным взором Пиклса нарисовалось сладостное видение потока банкнот, текущего в его пустой карман. Я мысленно улыбнулся, а затем, внезапно исполнившись дерзости, положил проверить, что Каслтон скажет мне насчет денежного вопроса. Я решил признаться, что через открытое окно гостиничного номера случайно услышал разговор на означенную тему. В таком случае он лишится возможности категорически отречься от странных суждений, высказанных в прошлый раз. А коли он не сможет отрицать, что выступал в защиту позиции, столь явно несостоятельной, и одновременно не сможет всерьез отстаивать подобную точку зрения, не принижая свои интеллектуальные способности в глазах постороннего человека (а я ни на миг не подумал, будто сам он верит в бредовые идеи, столь блистательно изложенные и доказанные бедному старому Пиклсу), то как, интересно, он выпутается из затруднительного положения?

Когда я завел речь о денежном вопросе, Каслтон мгновенно оживился, но когда я упомянул о случайно подслушанном разговоре с Пиклсом, он слегка растерялся – правда, буквально на секунду. Он овладел собой так быстро, что я не заметил бы его замешательства, не наблюдай за ним внимательнейшим образом.