Миры Артура Гордона Пима

– Дорогой сэр, вы путешественник. Вы плавали по морям и пересекли огромный океан, вы переваливали через высокие горные хребты и жарились под тропическим солнцем в песчаных пустынях. Для вас наши Скалистые горы что кротовые кочки, а наши великие озера что пруды. Вы не малое дитя, боящееся темноты. Здесь доказательств не требуется. И все же, сэр, давайте напряжем воображение и представим себя на месте Колумба, в третий день августа 1492 года. Нам предстоит оставить позади Известное и отправиться на поиски Неведомого – впервые пересечь бескрайнее водное пространство, которое на протяжении бесчисленных веков простиралось перед пытливым взором Европы и не поддавалось исследованию. Мы не покидаем сей мир… мы не одиноки. И все же разве не отрадно, что наши друзья пришли на берег попрощаться с нами? Сочувствие добрых, напутствия смелых – разве они не утешают и не ободряют нас в любых обстоятельствах? Бедняга Петерс, к чьему убогому жилищу мы сейчас приближаемся, одинок… и он готовится отправиться в свой последний путь в одиночестве. Край, в который он отправится не сегодня – завтра, не просто неведом, но и непостижим для нас в нынешнем нашем состоянии. Вот зачем, сэр, нужны ученые люди. Даже самый практический человек, когда наступает срок отправляться в последний путь, не пренебрегает сочувствием и добротой близких и обнадеживающими словами благожелательных и бескорыстных. Да, вы можете сказать, что для умирающего присутствие рядом ученого мужа служит не Бог весть какой поддержкой. Ученый человек, равно как невежественный, почувствовав приближение смерти, обращается за помощью или, по крайней мере, за знанием своего будущего. Он посылает за своим врачом, который не может его обнадежить, не может сказать, сколько дней или часов ему осталось; он посылает за своим адвокатом, который не может клятвенно пообещать, что его последняя воля будет выполнена после смерти. И наконец, он посылает за служителем Господа – и что же говорит священнослужитель? Вероятно, он представляет старую, старую организацию, история которой началась много столетий назад, задолго до периода темного средневековья, на закате блистательной светлой эпохи; старую церковную иерархию, притязающую на обладание всем духовным знанием, к коему с обоснованной надеждой обращается человек. И что же говорит умирающему сей представитель и наследник многовековой духовной культуры прошлого? Он может честно сказать: «Надейтесь» – но коли он говорит нечто большее, чем просто «надейтесь», он уподобляется слепцу, объясняющему другому слепцу путь по неизведанным лабиринтам. Все это верно; но тот факт, что ученые люди однажды появились и поныне продолжают существовать и кормиться на получаемые от народа средства – в сумме превосходящие годовой доход любой страны – свидетельствует о том, что в них есть потребность, подлинная потребность. Я говорю «подлинная», поскольку «нельзя все время дурачить всех». Вот почему, мой юный друг, бедный Петерс нуждается во мне. Позже, коли у него еще останется время, он призовет к себе представителя религии, которую исповедует сам или которую исповедовали его отец или мать. Я стану возле него и положу ладонь на покрытый испариной лоб – и он исполнится надежды и не впадет в отчаяние. Кто знает, не обладают ли наши надежда и вера способностью неким странным образом связывать настоящее с будущим, привнося зерно бессмертного духа в душу, где оно цветет пышным цветом в вечности? Как говорит Байрон,

«How little do we know that which we are, How less that we may be».

Но вот мы и приехали. И по лицу старой соседки, выглядывающей из двери, я понимаю, что наш больной еще жив.