Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

— Приносим глубочайшие извинения, Королева непостижимого жерла! Просто Ваш заказ потрясающе… большой. Мы обязаны выдать инструкции и обозначить курьерам чёткие величины дозволенной, кхм, доставки, — лепетал на том конце невидимого провода вежливо-смущённый женский голос. — Вы — наша многоуважаемая персона VIP, потому регламент требует уточнения. Для полного Вашего удовлетворения. Эм… Банановый вакуум жаждет быть наполненным?

— Да как ты смеешь, убогая?! — резко накрыла тётушка губы и динамик козырьком из ладони, воровато закрутив по сторонам тёмной кудрявой головой. — Конечно! — процедила, только убедилась, что поблизости нет ушей. И всё же у меня и стен они были. Правда тогда я мало что понимала. — Уничтожу, если обнаружу хоть одну маломерку! — увесистые драгоценности вздрагивали и звенели о помощи при каждом лихом повороте. — Так и передай. И не забудь приложить скользкий бонус за свою некомпетентность! Иначе вылетишь на сухую! Грубиянка!

— Конечно-конечно… Прошу прощения, Госпожа!

Я сидела напряжённой статуей всё на том же жемчужном бортике, сильнее выпрямив спину, уткнувшись невидящим взглядом в плывущие полоски зазубренных реплик Лорда-искусителя Генри3: «Каждый порыв, который мы сдерживаем, бродит в нашей голове, отравляя разум…4» — и держалась за прядь собственных волос, точно за спасительную травинку.

Настроение родственницы совсем не нравилось. Она всегда отыгрывалась на мне при малейшей вспышке раздражения. За всё, что не успела или не смогла высказать другим.

Прошло уже два дня с момента, как дядя и кузина уехали на Шри-Ланку. Меня, как всегда, с собой не взяли. Тётя же отказалась от поездки, сославшись на важные дела в благотворительном фонде. Правда… ни разу пока его не посещала.

А значит, я обязана была избегать конфликтов.

Очень уж неуютно находиться на одной территории с голодной до грубостей и моих слёз Коброй.

— Так что ты там на днях болтала про зубы, белобрысая? — ураганом подлетела мачеха, дрожа, странно переминаясь с ноги на ногу…

Глава 2. Порочная соль

— Повтори! — тяжело дышала багряная неотвратимость, облизывая яркие губы, косясь поочерёдно на новых охранников.

Бордовый вульгарный корсет трещал по швам под тяжестью безразмерного, часто вздымающегося бюста.

— Тебе п-правда интересно? — верилось слабо.

А вдруг…

Оскар Уайльд обожал парадоксы. Может, это всего лишь противоречие моего восприятия и истинных порывов Миссис Голдсвамп? Может, так она выражает свою любовь?

— Ещё как! Повтори, сказала!

«Точно…»

Глупая я приняла тётушкино внимание за чистую монету. Даже обида рассеялась. А с обзывательствами в свой адрес настолько срослась, что уже и не замечала. Почти.

Я наполнила для смелости свежим воздухом лёгкие, улыбнулась пошире и как на духу выложила:

— Представляешь, три дня назад красный монстр появился из большущего кристалла-призрака, прямо над моей кроватью! Распахнул пять зубастых ртов, противно завизжал, а потом, потом… — рвано дышала, не решаясь продолжить.

Голова кружилась от волнения, да и увиденное непросто переварить. В сердце вспыхнула искорка надежды, будто стану хоть немного любимой, если поделюсь. Мама когда-то учила быть честной, утверждала, якобы это самый правильный путь к счастью и обретению друзей.

Но с Жанеттой Лукрецией ни в чём нельзя быть уверенной.

— Что потом?! — прошипела она, подгоняя, имитируя крайнюю заинтересованность.

— Потом… Потом пролетел сквозь стену моей комнаты на дымящихся костяных крыльях. Прямо… к Лите.

Что-то лопнуло…

Беззвучно, но осязаемо.

Кажется, мир застыл, предвещая…

— Мерза-а-авка-а-а! — ядовитый взрыв.

Оглушающий поток словесных помоев активирован.

Вот оно — заветное ожидаемое. Дочь для тётушки неприкосновенна.

Требовался повод, способный подарить оправдание поступку, явно спланированному заранее.

И простодушная я не подвела.

— Сил больше нет! — грубым тараном столкнула меня с края декоративного фонтана обезумевшая женщина, прямо в холодную воду. — Как же ты достала! Ещё будешь мою безупречную принцессу приплетать!

— А-а-ай! — взвыла от обиды, разочарования и внезапного унизительного купания. Чудом не ударилась затылком, чудом не захлебнулась. Рот наводнил привкус тины.

Нетленное произведение Оскара Уайльда кинематографично взмыло ввысь по дуге, играя страницами в воздушных потоках, и плюхнулось точно в уголок, где сбилась стайка перепуганных огненных карпов кои.

— Не могу уже слушать этот бред! — пухлая рука хищно вцепилась в моё мокрое запястье, а бордовые ногти — больно оцарапали.

Рывок, ещё один…

— А-а-а-а-а!

— Охра-а-ана-а-а! — завизжала Бестия, получив в искажённое по-жабьи лицо приличную порцию влаги. — Немедленно вытащите эту мелкую дрянь!

Я истошно кричала, брызгалась, неуклюже бултыхалась, ревела от боли и обиды, упиралась, как могла, но… безрезультатно. Стероидные качки не оставили ни единого шанса на сопротивление.

Вытащили.

А после — вручили Госпоже, как морской трофей.