Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

Пространство, точно сияющий в свете лучей гигантский бриллиант, бесконечно разъезжалось, жутковато гудело, расслаивалось на неоновые полоски, кружилось, порождало из ниоткуда теней, призраков, чудовищ… А после — засасывало их, подобно Чёрной дыре.

«Пожалуйста, уйдите!» — зажмурилась, всхлипывая, надеясь, что всё исчезнет. Полностью… Что всё станет нормальным.

Но это не помогло. Как обычно.

Звуки видений и эхо, извергаемое сверкающими рубежами, словно существовали на иной частоте. То больно били по барабанным перепонкам, то словно погружались в вакуум.

Такими же наплывами я слышала и порицания Мегеры. То далеко, то близко…

Невыносимо.

Ненормально…

В тот момент я действительно поверила в своё безумие.

— Прости, тётя, — отрешённо пробормотала дрожащими губами, когда громкость Жанетты, наконец, пошла на снижение. — Ты п-права, мне нужно лечиться… — прижалась к холодному, плотно затонированному стеклу мокрой оцарапанной щекой, смотря в никуда, сквозь него и охранника, нахально оголившего мощный торс.

Наверное, в ином состоянии я придала бы происходящему значение. Наверное, в шоке и ужасе бы зажмурилась, как при появлении очередного миража, выбивающегося из общей картины. Однако жизнь окончательно теряла смысл, точно угасала. Уже не хотелось сопротивляться или кому-то что-то доказывать.

Всепоглощающая тоска охватила меня, такую юную, такую беззащитную… Но яростнее — ясное осознание, что после бесследного исчезновения мамы я никому в этом мире не нужна.

«Мамочка, я больше тебя не опозорю. Не очерню твою память…»

Оставалось только смириться с судьбой. И научиться жить со своими «тараканами».

* * *

Одиночество и отсутствие целостности заполнили меня изнутри, разожгли странное секундное пламя в солнечном сплетении. На мгновение показалось, будто горю. Но затем — всё снова нормализовалось, оставив лишь тоскливо урчащую пустоту где-то в самых глубинах грудной клетки…

* * *

Бестия стрельнула каким-то странным приторным взглядом в сторону нарушившего дресс-код бугая, облизнулась… Но тут же раздражённо уставилась на меня, исказив тонкие блестящие губы, криво обведённые выше контура бордовым карандашом.

— Шевелись, убогий! — подала возрастному водителю вальяжный жест, брезгливо смахнув кишащий миражами воздух двумя плотно сомкнутыми пальцами.

Мужчина вздрогнул, вжав голову в плечи, и ещё крепче вцепился в кожаный руль.

Я успела уловить в отражении салонного зеркала лишь преисполненный раздражением, отвращением и страхом взор. Через мгновение — он встретился с моим и стремительно трансформировался в сочувствующий, словно извиняющийся.

«Вы такой же заложник, — вновь уткнулась лбом в затянутое мрачной пеленой стекло, крепко обняв свои озябшие плечи. — Не нужно меня жалеть».

Жанетта не изменяла фирменному стилю, явно манипулировала работником, била по самому больному, чтобы молчал. И я это понимала. Потому не злилась.

Каждый сам за себя.

Авто мгновенно тронулось, несильно покачнув нас, и стремительно направилось прочь с территории роскошного Голдсвамп-мэнора.

* * *

До последнего я не могла осознать правдивость происходящего. Реальность представлялась каким-то затянувшимся страшным розыгрышем, который всенепременно должен был закончиться.

Вот-вот…

Казалось, где-то притаились клоуны с хлопушками и шарами, только и ожидающие такой же «королевской» отмашки.

«Ну же!» — с надеждой озиралась по сторонам.

Нет.

Никаких сюрпризов, веселья и сладостей.

Только ненависть и монстры. Только хардкор.

Змеюка в тот день действительно устроила мне экспресс-ссылку в пристанище потерянных душ.

Арка гигантских ворот с колючей проволокой и замшелые потрескавшиеся фигуры хищных трёхглавых псов, вгрызшихся серо-зелёными зубами в ржавую шипастую вывеску «Portus Animarum Amissarum»5, нисколько не придавали веры в добро, не вселяли надежду на спасение. Как и общие виды мрачной неухоженной территории перед средневековой Психлечебницей, до дрожи похожей на замок Носферату из ужастиков.

Пока тётя важно, с чувством собственного превосходства тащила меня за посиневшее запястье мимо усеянных птичьим помётом полуразрушенных статуй обнажённых дев… Я думала, движимая юношеским максимализмом, будто жизнь девочки Миры, к сожалению, Голдсвамп, окончена.

Ещё и одно из главных требований мачехи гласило: «Зовите её Инопланетянкой! Нет имени у этой безродной!»

* * *

А так хотелось остаться Мирой Шэдоу.