— Сто раз за время этого путешествия я хотела, чтобы ты умер. Почему? Да потому, что тогда мне не нужно было бы больше думать о том времени, когда ты навсегда покинешь этот мир — и меня! Но когда тебе грозила опасность, я сама чуть не умирала от страха, и тогда я понимала, что на самом деле я не хочу твоей смерти. Это просто говорила моя уязвленная гордость. И я не могу думать о твоем уходе! На самом деле ты должен происходить из какой-то высшей расы, из народа, который ближе к богам, чем к демонам! Я уже не знаю, что и думать! Демон ты, или бог, или просто человек, ставший чем-то большим, чем любой из людей, которых мне доводилось знать? Я могу не обращать внимания на твои раны, которые заживают куда быстрее, чем им положено, и не оставляют после себя шрамов. Но я не могу не обращать внимания на то, что ты знал, что Ага будет убита, если прикоснется к той стене в пещере на острове каннибалов. И не могу не обращать внимания, что твои зубы, выбитые во время побега с острова, выросли снова. И на твой горячий интерес к двум демонам, которых держат пленниками в Эстории. И на...
— Арма, потише, — перебил ее Грин. — Ты же всех перебудишь.
— Ну да, конечно. Лучше помалкивать и притворяться дурочкой. Но я больше не могу, и больше не намерена так себя вести. Так... что же ты собираешься делать дальше, Алан?
— Что я собираюсь делать? — с несчастным видом переспросил ее Грин. —
Ну, я собираюсь как-нибудь освободить этих двух несчастных чертей и бежать на их космическом корабле.— Чертей? Так они на самом деле демоны?!
— Да нет, это просто такое выражение. Я назвал их бедными чертями, когда подумал, что они должны были испытать в плену у этих варваров. Оказаться отданным на милость жрецов этой несчастной планеты ничуть не лучше, чем попасть к каннибалам.
— Так вот, значит, что ты о нас думаешь? Что мы все — убийцы, грязные, зловонные дикари.
— Ну, не все, — возразил Грин. — Ты не такая, Арма. Ты по любым меркам замечательная женщина.
— Но тогда почему?..
Арма прикусила губу и отвернулась. Она не хотела унижаться и упрашивать Грина взять ее с собой. Это он должен был сделать ей предложение.
Грин не знал, что и сказать, хотя понимал, что что-то сказать нужно.
У него просто в голове не укладывалось, как Арма сможет приспособиться к земной цивилизации.
Как приучить ее к тому, что если кто-то тебе не нравится, то это еще не повод пытаться разорвать его на части? Или что если ненавистный тебе человек слишком силен, чтобы справиться с ним самому, ты все же не должен обращаться к наемному убийце?
Как научить ее любить то же, что любит он сам — музыку и литературу, созданную его культурой. Слишком разными были те культуры, в которые они уходили корнями. Возможно, Арма не сможет понять то, что кажется очевидным ему, или ее не будет волновать то, что волнует его, или она не сможет уловить тонкости, которые улавливает он, но которые не принято различать здесь. Она будет чужой в мире, который не сумеет сделать своим.
Конечно, и на Земле, и в основанных землянами колониях было множество женщин, которые не разделяли его взглядов. Но тут дело было просто в разнице вкусов. В чем-то эти женщины все же могли понять Грина, уже просто потому, что они дышали тем же воздухом и говорили на том же языке, что и он. Не то чтобы ему хотелось связать свою жизнь с кем-то из этих женщин — нет. Но Арма, такая желанная, просто не могла понять, что происходит вокруг нее или в сознании тех, рядом с кем она должна была жить.
Грин посмотрел на Арму. Она лежала ничком, и ее дыхание было ровным, словно женщина погрузилась в глубокий сон. Алан очень сомневался, что она действительно спит, он решил принимать вещи такими, какими они выглядели. Он не мог сейчас ответить на ее вопрос, хотя знал, что утром снова увидит его в глазах Армы, даже если она ничего не произнесет вслух.
Грин подумал, что зато Арма отвлеклась и перестала интересоваться тем, что он делал этой ночью. Уже хорошо. Он не хотел, чтобы кто-нибудь об этом знал. По крайней мере, до тех пор, пока не придет время действовать.
Если, конечно, ему удастся что-то сделать тогда... Этой ночью Алан обнаружил некоторые вещи, которые могли стать залогом его спасения, если он сумеет ими воспользоваться.
В этом-то все и дело, как сказал какой-то поэт.
Пытаясь вспомнить, кто же именно это сказал, Грин почувствовал, что засыпает. Витание в облаках всегда было любимым занятием Грина, при условии, что окружающие оставляли его в покое и не препятствовали. Вот в этом-то все и дело. Его никогда не оставляли в покое.
ГЛАВА 25