Миры Гарри Гаррисона. Том 14

— Я уже говорил, что вы не имеете представления о генетике, и получил еще одно тому подтверждение. Вы просто не в состоянии понять, что после каждой селекции игра начинается заново. Как там они говорят в исторических программах стереоканала — «это совершенно новая игра». Весь мир рождается заново с рождением каждого ребенка.

— Полагаю, вы излишне драматизируете ситуацию, — бесстрастно сказала Кэтрин Руффин.

— Ни в коей мерю. Гены — это не кирпичики. Нельзя построить желаемую структуру по заказу. Мы только можем найти оптимум, посмотреть, что получится, и начинать все сызнова. Никакие директивы не в состоянии охватить все параметры, на основании которых мы делаем выбор, или проконтролировать каждую случайную комбинацию. Техник — это маленький бог. От него зависят жизнь и смерть. А некоторые их решения, в смысле перспективы, кажутся весьма сомнительными.

— То, что вы предлагаете, — невозможно, — сказал Стертевант, и Кэтрин Руффин согласно кивнула.

— Возможно, но дорого. Мы должны внимательнее изучать каждое произведенное нами изменение и прогнозировать, куда это нас заведет.

— Придите в себя, доктор Ливемор, — сказала Кэтрин Руффин. — Вы уже предлагали это раньше. Тогда, после оценки бюджета, ваше предложение было отвергнуто из-за дороговизны. Вспомните, не мы приняли такое решение. Оно исходило от руководства. Мы ничего не добьемся, если будем постоянно возвращаться к прошлому. Нам нужно рассмотреть новое дело, которое я и хотела бы представить Совету.

У Ливемора заболела голова, и он достал таблетку из пузырька в кармане. Двое других продолжали беседу, но он больше не обращал на них внимания.

Поговорив с доктором Ливемором, Лита Кребб повесила трубку и почувствовала, что вот-вот расплачется. В течение нескольких недель ей приходилось работать по многу часов подряд, и она совершенно не высыпалась. Глаза ее покраснели. Лита принадлежала к тому типу людей, которые никогда не плачут, хоть и относятся к женскому полу. Но семнадцать испорченных пробирок — это семнадцать смертей. Семнадцать крошечных жизней оборвались, так и не увидев свет. Она остро переживала потерю» будто это и в самом деле были дети…

— Такие крошечные, едва можно разглядеть, — сказал Визи. Лаборант поднес к свету одну из отсоединенных от системы жизнеобеспечения пробирок и встряхнул ее, взбалтывая жидкость внутри. — Вы уверены, что они погибли?

— Прекратите! — резко оборвала его Лита, но тут же постаралась взять себя в руки. Она гордилась умением обращаться с подчиненными. — Да, они погибли. Я проверяла. Профильтруйте их, заморозьте и наклейте этикетку. Я еще буду их изучать.

Визи кивнул и забрал пробирку. Лита подумала, а стоит ли воспринимать их, как живых существ, как детей. Видимо, сказывается усталость. Они были лишь группами растущих клеток, такими же безликими, как и клетки, образующие нарост на ее ладони. Она потерла его, снова напомнив себе, что нужно будет им заняться.

Ей было слегка за тридцать. Красивая женщина с развитыми формами и смуглой кожей. Коротко остриженные волосы медового, в тон коже, цвета. На лице — никаких следов косметики. Тяжелые складки белого лабораторного халата скрадывали ее фигуру. Несмотря на молодость, между бровей у нее уже появились первые морщинки. Когда она склонилась над микроскопом, разглядывая подкрашенный образец, морщинки стали глубже.

Неудачи с пробирками обеспокоили ее сильнее, чем она могла ожидать. Последние несколько лет выполнение программы шло настолько гладко, что она успела к этому привыкнуть и думала уже о генетических возможностях второго поколения. Пришлось заставить себя спуститься на землю и заняться техническими проблемами эктогенезиса…

Кто-то крепко обнял ее сзади, прижав ладони к телу пониже талии. Твердые губы поцеловали в шею.

— Не надо! — сказала она, высвобождаясь из объятий. Гаст тут же опустил руки и отступил на шаг.

— Не сердись, — сказал он. — Мы ведь женаты, к тому же никто нас не видит.

— Я не возражаю, чтобы ты обнимал меня, но я работаю. Разве ты не понимаешь?

Лита повернулась к нему, явно рассерженная. Гаст молча стоял перед ней. Это был крепкий мужчина с темными волосами, смуглый, со слегка оттопыренной нижней губой, отчего лицо его имело обиженное выражение.

— Не нужно дуться. Мне просто некогда развлекаться.

— Что-то слишком часто тебе некогда в последнее время.

Он быстро огляделся вокруг и, убедившись, что никто их не слышит, сказал:

— Все было по-другому, когда мы поженились. Ты была такая нежная, — он медленно протянул руку и коснулся пальцем ее груди.

— Не надо, — сказала она, отодвинулась и закрылась руками. — Здесь такое творится сегодня. Настоящий ад. Мы слишком поздно обнаружили неисправность клапана в одной из линий, осуществляющих доставку гормонов. И испортили семнадцать пробирок. Хорошо хоть на ранней стадии.

— Ну, и что вы потеряли? У вас в морозильных камерах, наверное, хранится несколько миллиардов образцов спермы и яйцеклеток. Их снова оплодотворят, и ты продолжишь свою работу.

— Подумай о том, сколько труда ушло на подбор нужных комбинаций генов, — и все впустую.