Миры Гарри Гаррисона. Том 16

С тех пор как Иллирия навестила его последний раз, прошло несколько дней. Сколько точно, Билл не знал. Цурис двигался вокруг своего солнца по диковинной волнообразной орбите, в результате чего длина суток оказывалась все время разной. Одни дни назывались Тигровыми (или Частокольными? — перевести точно не представлялось возможным). В эти дни солнце вставало и заходило каждый час, раскрашивая планету то в желтый, то в черный цвет. Билл решил отмечать каждый световой период царапиной на стене. Правда, понятия не имел, каким образом, но разве не так поступали те парни, которых сажали в тюрьму и про которых рассказывалось в книжках, прочитанных в детстве на Фигеринадоне, на скирде, что стояла за кучей навоза во дворе родительской фермы? Короче, он попытался, но обнаружил, что его царапина — рядом с другой, которая была на стене раньше. Или же он сам — просто не отложилось в памяти — отметил два световых периода. Или один, но дважды. Чем глубже Билл размышлял, тем сильнее убеждался, что царапанию на тюремных стенах следует обучать в школе, а уж потом проверять навыки в полевых условиях. Поэтому большую часть времени он сидел сиднем. В палате не было ни книг, ни газет, ни телевизора. По счастью, на корпусе транслятора имелся рычажок, позволявший переключать прибор с «Перевода» на «Разговор». Берясь за рычажок, Билл почувствовал себя глупцом, но больше поговорить было не с кем.

— Привет, — сказал он.

— Здорово, — ответил транслятор. — Чаво тута творисся?

— Что за идиотский акцент? — удивился Билл.

— Я же транслятор, приятель, — раздраженно пробурчал прибор. — Если в моей речи не будет жаргона, позаимствованного из многих известных мне языков, я упаду в собственных глазах. Усек?

— Не слишком важная причина.

— Кому как, ты, вшивый органический недоносок! — горячо возразил транслятор.

— Зачем же оскорблять-то? — пробормотал Билл. Ответом ему было механическое фырканье. Наступила пауза. После долгого молчания Билл поинтересовался: — В киношку давно ходил?

— Куда?

— В киношку.

— Ты что, сдурел? Я же крохотный приборчик на транзисторах, помещаюсь у тебя под правой мышкой или в ухе. Повис, и все. Как я могу ходить в кино?

— Я пошутил.

— Тоже мне, шутник нашелся, — огрызнулся транслятор. — Хватит с тебя?

— Чего?

— Разговора.

— Конечно, нет! Мы же только начали.

— К твоему сведению, я почти израсходовал разговорную емкость. Как транслятор буду, разумеется, работать по-прежнему, а разговоры, к моему глубокому сожалению, пора заканчивать. Отбой. Конец связи.

— Транслятор, — позвал Билл какое-то время спустя.

Тишина.

— У тебя вообще никаких слов не осталось?

— Эти два, — ответил транслятор и замолк окончательно.

Вскоре Билл услышал новый голос — вечером, после того как поужинал осоложенной мякотью малины и съел тарелку чего-то, напоминавшего по вкусу жареную куриную печень, а по виду смахивавшего на апельсиновые леденцы. Поев, он принялся читать этикетки на рубашке при свете лампы, которую называли «Слепой обыватель» — из-за того, что она одинаково освещала все подносимые к ней предметы. Билл потянулся и собирался было зевнуть, когда голос за спиной произнес:

— Слушай.

Билл вздрогнул и ошалело завертел головой. В комнате кроме него никого не было.

— Нет, — продолжал голос, словно подтверждая сей факт, — я не в комнате.

— А где?

— Боюсь, объяснить будет трудновато.

— Попытайся.

— Не сегодня.

— Что тебе нужно?

— Я хочу помочь тебе, Билл.

Подобное Билл уже слыхал. Впрочем, всегда приятно, когда тебе хотят помочь. Герой Галактики сел на краешек ванны и вновь оглядел комнату. Никого.

— Помощь мне не помешает. Сможешь вытащить меня отсюда?

— Смогу, — ответил голос. — Если ты в точности исполнишь мои указания.

— Смотря что ты мне прикажешь.

— Возможно, ты решишь, что я спятил. Но для успеха крайне необходимо, чтобы ты верил мне и исполнил все в точности.

— Что же мне делать?

— Тебе, наверное, не понравится…

— Говори или заткнись! — взвизгнул Билл. — Пожалей мои нервы! Плевать, понравится или нет, главное — выбраться отсюда! Давай выкладывай!

— Ты можешь одновременно похлопать рукой себя по голове, а другой — потереть живот?

— Не думаю, — отозвался Билл. Он попробовал, но не преуспел. — Видишь? Я же говорил.

— Но если потренируешься, у тебя получится, верно?

— Зачем?

— Затем, что у тебя есть возможность бежать из тюрьмы. Твоя дальнейшая жизнь — останешься ты в собственном теле или нет — зависит от того, насколько точно ты будешь исполнять мои указания.

— Понятно. — На самом деле Билл ничего не понял, но делать все равно было нечего. — Может, представишься?

— Не теперь.

— Ясно. А почему?

— Объясню в другой раз. Тренируйся, Билл. Тренируйся. Я вернусь. — Голос умолк.

Глава 6

На следующее утро в камеру Билла пришла целая делегация цурихианских врачей. Двое имели привычную сферическую форму, третий помещался в теле крупной шотландской овчарки. Его замучили блохи, и он постоянно чесался задней лапой. Оставшиеся двое в своем прежнем существовании были, возможно, чинджерами: зеленые ящерицы с блестящими чешуйками.