Читаем Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности полностью

Сюжет обоих романов Ильфа и Петрова развертывается как странствие. По воспоминаниям В.П. Катаева, он тогда «носился» с «теорией движущегося героя, без которого не может обойтись ни один увлекательный роман: он дает возможность переноситься в пространстве и включать в себя множество происшествий, что так любят читатели[28]. Странствуют в обоих романах плуты: Остап Бендер, его помощники (Воробьянинов, экипаж «Антилопы») и антагонисты (отец Федор Востриков, Корейко). В.Б. Шкловский блистательно заметил (или раскрыл внутреннюю информацию), что «героем был задуман Воробьянинов и, вероятно, дьякон, который теперь почти исчез из романа. Бендер вырос на событиях, из спутника героя, из традиционного слуги, разрешающего традиционные затруднения основного героя, Бендер сделался стихией романа, мотивировкой приключений»[29]. Так что оба романа дилогии — «романы с героем». Может, в частности, потому их читательская судьба сложилась удачнее, чем судьба юмористической прозы соавторов, представляющей тип повествования «без героя» («Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», «1001 день, или Новая Шахразада»). Остап Бендер — центральный персонаж дилогии, и именно он обусловил необыкновенную популярность романов.

Социальный тип, или Носки Остапа Бендера

Поскольку романы Ильфа и Петрова очевидно продолжают жанровую традицию плутовского романа, постольку очевидно, что центральный персонаж — плут[30]. А точнее — согласно синтетической формуле Ю.К. Щеглова, учитывающей подход М. Каганской и 3. Бар-Селлы[31], — «сочетание плутовства с демонизмом»[32]. Что совершенно соответствует глубинной «памяти жанра» плутовского романа: «Плутовской статус, таким образом, помог провести через цензурно-идеологические рифы не только сатиру на советскую жизнь <…> но и второе лицо самого этого героя, лицо “холодного философа” и психиатра глупых душ, лицо опасное, которое без такой камуфлирующей завесы оказалось бы в советских условиях совершенно неприемлемым…»[33].

Вместе с тем логика плутовского романа требует обязательной конкретизации применительно ко времени действия романа, а это превращает универсального плута-демона в советского уголовника-рецидивиста из современной жизни.

Бендер является будто бы ниоткуда. «В половине двенадцатого, с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми». Почему он пришел пешком, а не добрался по железной дороге или иным видом транспорта, что ему вообще понадобилось именно в Старгороде — не сообщается.

О Воробьянинове или отце Федоре Вострикове, которых он встретит в городе, читатель давно знает самое главное: «возраст, место рождения, социальное происхождение, образование, чем занимались до 1917 года, социальное положение и род занятий в настоящее время» — вся тогдашняя анкета, можно сказать, заполнена. И «цель прибытия» понятна. Что касается Бендера, то здесь вроде бы сплошные загадки[34]. Однако и ключ ко всем головоломкам был дан сразу же.

Как известно, впервые в романе великий комбинатор появляется без носков и вообще белья. Позже выясняется, что привычки пренебрегать этими деталями туалета у Бендера не было. Но в Старгород он вошел без них и без пальто. А еще Бендер не имел «ни денег, ни квартиры, где они могли бы лежать». Правда, у него были «зеленый, узкий в талию костюм» и «лаковые штиблеты с замшевым верхом апельсинного цвета». Что при отсутствии носков довольно странно выглядело.

Странности эти, конечно, введены с умыслом. В описании акцентированы контрасты, подсказывающие читателю их объяснение. Надо полагать, очевидное для соавторов, особенно для бывшего сыщика Петрова. Оно связано со специфическим социальным статусом героя: в Старгород вошел бывший заключенный, неоднократно судимый и совсем недавно освободившийся, т. е. преступник-рецидивист.

В самом деле, бездомный бродяга, не имеющий холодной весной (лед на лужах) ни пальто, ни носков, не путешествует в модном костюме и щегольской обуви. Зато для рецидивиста тут нет ничего необычного. Квартиры у него нет и быть не должно: советским законодательством предусматривалось, что осужденные «к лишению свободы» теряли «право на занимаемую жилую площадь». Значит, бездомным он стал уже после первого срока, вернуться было некуда. Соответственно, гардероб хранить негде, вся одежда — на себе: зимой теплые вещи покупаются, летом продаются. И если «молодого человека двадцати восьми лет» арестовали до наступления холодов, то пальто он не носил. Туфли и костюм Бендер постольку сохранил, поскольку их отобрали после вынесения приговора и вернули при освобождении, носки же и белье, которые арестантам оставляли, изветшали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение