Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности

В «Двенадцати стульях» сокровища носят чисто материальный характер и спрятаны в мебельный гарнитур, в 12 гамбсовских стульев: «Ореховые. Эпохи Александра Второго. В полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса». Речь идет о фирме, которую основал немецкий мастер-мебельщик Г. Гамбе (1765–1831), работавший в России с 1790-х годов. В 1810 году он получил право именоваться «придворным мебельщиком», а с 1828 года фирму возглавил его сын — П.Г. Гамбе, при котором с 1860-х годов изготовлялись гарнитуры, подобные тому, что описан в романе. Знаменитая «гамбсова мебель» — ореховая, округлых форм, на изогнутых ножках — обивалась кожей, штофом или ситцем.

Однако мебель — не просто деталь повседневности, в 1920-х годах дореволюционная мебель — конденсированное прошлое. В главе «Музей мебели» советская девушка Лиза посещает «Музей мебельного мастерства» (Государственный музей мебельного искусства был создан в 1918 году; с 1920 года экспозиция открыта в Александровском дворце в Нескучном саду; с 1928 года ГММИ стал отделом Объединенного музея декоративного искусства). Уже «в вестибюле Лиза сразу наткнулась на человека в подержанной бороде, который, упершись тягостным взглядом в малахитовую колонну, цедил сквозь усы: — Богато жили люди!». Увертюрная фраза поддерживается всем описанием музея: «Это были комнаты, обставленные павловским ампиром, императорским красным деревом и карельской березой — мебелью строгой, чудесной и воинственной. Два квадратных шкафа, стеклянные дверцы которых были крест-накрест пересечены копьями, стояли против письменного стола. Стол был безбрежен. <…> Так, по крайней мере, чудилось Лизе, воспитываемой на морковке, как некий кролик. По углам стояли кресла с высокими спинками, верхушки которых были загнуты на манер бараньих рогов. Солнце лежало на персиковой обивке кресел. В такое кресло хотелось сейчас же сесть, но сидеть на нем воспрещалось. Лиза мысленно сопоставила, как выглядело бы кресло бесценного павловского ампира рядом с ее матрацем в красную полоску. Выходило ничего себе. Лиза прочла на стене табличку с научным и идеологическим обоснованием павловского ампира и, огорчась тому, что у нее с Колей нет комнаты в этом дворце, вышла в неожиданный коридор».

Бендер с Воробьяниновым — вслед за персонажами «Подземной Москвы» — именуются «концессионерами», хотя великий комбинатор, разумеется, пародийно переосмысливает термин: предмет концессии — розыск и последующее использование имущества Воробьянинова, которое, согласно советскому законодательству, изначально подлежало национализации, а в роли иностранного инвестора — сам Воробьянинов, принятый дворником за эмигранта-парижанина, советскую же сторону представляет местный мошенник. И поиск мебели в романе Ильфа и Петрова имеет такой же символический смысл, как поиск библиотеки Ивана Грозного в «Подземной Москве»: это — поиск утраченного времени.

Потому закономерно, что повесть Б.А. Пильняка, изданная в 1929 году и взорвавшая литературную жизнь, будет озаглавлена «Красное дерево», и в ней скупщики антиквариата так же будут охотиться за «старинностями», «флюидами»: «Люди, покупавшие вещи старины после громов революции, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали — живую жизнь мертвых вещей»[268].

Тот же мотив развивается в киносценарии В.В. Маяковского «Любовь Шкафолюбова» (полностью опубликован в 1936 году, фрагменты — в газете «Кино», 14 июня 1927 года). Шкафолюбов — как и положено при его прозрачной фамилии — хранитель музея-усадьбы XVIII века: «82. Усадебные ворота с колоннами и вывеска: “Музей-усадьба XVIII века”.

83. Зина (собственно любовь Шкафолюбова. — М. О., Д. Ф.) остановилась, подумала, ступила за ворота, взошла по ступенькам и толкнула дверь. <…>

86. Комната с красной мебелью, вазами в углах и портретами предков на стенах.

87. Хранитель музея Иоанн Шкафолюбов.

88. Распахнутое окно, и из окна высунут конец дымящейся трубки.

89. Аппарат подымается по чубуку.

90. Напудренная в парике голова Шкафолюбова.

91. Шкафолюбов во весь — обряженный в древнейшую одежду, в чулках и в туфлях — рост; сосет чубук»[269].

Однако в киносценарии «левого» автора Шкафолюбов с его пассеистской профессией плакатно противопоставлен Летчику, символизирующему современность, и предсказуемо терпит поражение (как идеологически, так и сюжетно — в борьбе за сердце юной Зины).

Соответственно, сюжет романа Ильфа и Петрова — перебор 12 стульев: 2 — в Старгороде, 5 — в Москве, 4 — в волжской и южной экспедициях, последний — снова в Москве. Сюжет развязан.