Мишн-Флэтс

— Шериф Трумэн, затяжная, многолетняя болезнь вашей матери держала вас в городе Версаль, штат Мэн. Эта болезнь приковала вас к дому, где вы родились и выросли, круто изменила всю вашу жизнь, смешала ваши планы на будущее, прервала в самом начале вашу академическую карьеру. Скажите, положа руку на сердце, разве ее смерть не была вам выгодна?

— Нет! Оскорбительная чушь!

— Ее смерть освобождала вас!

— Вы все переворачиваете!

— Зачем она поехала в Бостон? Почему покончила с собой не дома?

— Бостон был ее родным домом. Она хотела умереть в городе своего детства и юности. Ее сердце никогда не лежало к Версалю.

— Но когда перед вами вдруг предстал Данцигер…

— Повторяю. У нас был короткий исчерпывающий разговор. Я рассказал ему про самоубийство все, что я знал. Он выразил мне сочувствие в связи со смертью матери. Я поблагодарил его. Все, точка. Конец истории. На мое несчастье, Брекстон напал на него, когда Данцигер был еще в пределах моего шерифского участка.

— На месте преступления отпечатки ваших пальцев.

— Это естественно! Я нашел труп. Я никогда не отрицал, что прикасался к определенным вещам в бунгало. Но мои отпечатки пальцев должны быть исключены из дела — равно как отпечатки пальцев любого другого полицейского, бывшего в бунгало во время расследования! Вы же нашли отпечатки пальцев Брекстона, вам этого мало?

Лауэри в задумчивости прошелся по комнате. Почесал рукой подбородок, явив публике золотой «Роллекс» на запястье.

— Вот, значит, почему вы рвались в Бостон! — наконец сказал Лауэри. — Я прежде никак не мог понять: с какой стати вы бросили работу в Версале и примчались в Бостон? Теперь мне ясно, отчего вы так хлопочете, так утруждаете себя, хотя могли бы сидеть у себя в Версале, делать пару звонков в неделю и быть в курсе расследования. Вы внушали нам, что у вас чисто профессиональный интерес. А на самом деле у вас личная причина. Чего же вы хотели в Бостоне добиться? Направить нас на ложный след? Подставить вместо себя другого? К примеру, Брекстона? Или вам просто не сиделось на месте, было жутко ожидать в неведении момента, когда случится неизбежное — следствие выйдет на вас?

— Это просто смешно, — сказал я. — Вы такого насочиняли, что тошно. Мартин, неужели вы могли поверить во всю эту ерунду? Уж вам-то это совсем не к лицу!

Гиттенс сухо заметил:

— Бен, если бы ты сказал нам с самого начала, все было бы иначе.

Я горестно помотал головой:

— Сюр. Ну просто сюр!..

— Нет, — отчеканил Лауэри, — это не сюр, это очень даже реализм. Поверьте мне, вы в крайне неприятном положении. Хотите совет? Поезжайте домой и найдите хорошего адвоката. Против вас больше улик, чем вы предполагаете.

— То есть?

— Бен, — сказал Гиттенс, — по-твоему, Данцигер стал бы тащиться из Бостона в Версаль ради пятиминутного разговора, не имея на руках ничего существенного против тебя?

— Вы пытаетесь меня подставить!

— Никто вас не подставляет, — сказал Лауэри. — Мы просто ставим вас перед лицом фактов.

— Нет, вы меня подставляете!

— Больше не вмешивайтесь в следствие. А еще лучше вам тут вообще не мелькать — уехать из Бостона и сидеть тихо в своем Версале. Если выяснится, что вы — полицейский-убийца…

— Мистер Лауэри, вы мне угрожаете?

— Просто информирую, ничего более.

26

Моя первая инстинктивная реакция на то, что произошло: наплюй и забудь!

Невозможно вот так запросто угодить в мир кафкианского «Процесса», где ты виноват уже тем, что живешь, где обвинители не считают нужным формулировать вину, где улики являются государственной тайной.

Разумеется, я не убийца!

И Гиттенс, с его богатым полицейским опытом и профессиональной проницательностью, — уж он-то никак не может верить в то, что я способен хладнокровно кого-то застрелить!

Между прочими в голове мелькнула и вовсе абсурдно-детская мысль: коту под хвост мои мечты работать в отделе по расследованию убийств! Не похож я на грозу преступников. И похоже, вряд ли уже стану. Пока что я похож на потенциального убийцу. Иначе почему меня с такой легкостью записали в подозреваемые?

Однако постепенно эмоции ушли, и осталась ясная мысль: я влип, и влип по крупному. Абсурд абсурдом, но мне, возможно, действительно скоро придется искать адвоката.

Идя по улице, я невольно оглядывался — не следят ли за мной? А может, уже передумали меня пока что не трогать и послали вдогонку полицейский наряд: догнать и арестовать злодея!

Борясь с накатом паранойи, я попытался найти Келли. Бесполезно.

Тогда я рванул к его дочери. Надо ей все объяснить. Или получить объяснения — возможно, она знает больше моего.

В бюро спецрасследований меня ожидал еще один сюрприз. Кэролайн не желала меня видеть.

Фрэнни Бойл мне так и заявил: она не желает тебя видеть.

Он стал стеной и не пускал меня в ее кабинет.

Когда дело дошло почти до драки, Кэролайн вышла в холл, чтобы не обострять ситуацию до предела. Она согласилась выслушать меня — в присутствии полицейского чина.

— Кэролайн, — возопил я, — тебе нужен свидетель при разговоре со мной? Я брежу, или мне это снится?

— Что именно ты хочешь сказать?

— Послушай, неужели ты мне не веришь? Неужели ты мне не доверяешь?!