Мисс Бирма

Поднес стакан к губам, но тут же отстранил.

– Бога ради, – удивился Бенни. – Что такое?

– Боюсь, я не пью, – признался Тесак, покраснев до ушей. – Никогда не понимал вкуса.

С какими странными интонациями признался, как будто недостаток вкуса равнозначен слабости духа.

– Тогда зачем брать стакан? – Бенни не собирался грубить, но, не успев пожалеть о своем тоне, выхватил у Тесака стакан и осушил в несколько глотков.

– Думал, так остальные не почувствуют себя неловко, – озадаченно пробормотал Тесак.

– Ошибаешься. Люди всегда чувствуют себя неловко, когда собеседник не в своей тарелке. Ну, ты не любишь спиртное. И что? Скажи, что не пьешь. Уважаю твою позицию. Ради всего святого, не надо хватать стакан, и тискать его, и возить по губам.

– Ладно.

– Прости, я не хотел тебя задеть.

– Ты и не задел.

Тесак снова покраснел, и Бенни испытал внезапное желание защитить журналюгу, а потом, такое же внезапное, – наказать его за то, что он такой рохля. Схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть.

– Почему, черт побери, ты выбрал себе псевдоним «Тесак»? – спросил Бенни. – От него же мурашки по коже.

– Не знаю. Просто пришло в голову.

– Да ладно, брось. Не просто так оно тебе пришло в голову.

– Может, из-за истории, которую мне рассказывал отец.

– Отец?

Почему Бенни так изумило банальное открытие, что Тесак кому-то приходится сыном?

– Я вырос в Новой Англии, в Бостоне, это…

– Я знаю, где это.

– Моя мать родом оттуда. А отец – южанин, сын пресвитерианского пастора из местечка под названием Праттвиль, штат Алабама. Наверное, тебе это ни о чем не говорит. Но у меня на родине существенна разница между Югом и Севером, а когда родители поженились, в начале двадцатых, она имела еще большее значение. Он приехал в Бостон учиться в Массачусетский технологический, это…

– Я в курсе, что это.

И опять захотелось хорошенько стукнуть гостя.

– Думаю, он перенял матушкины взгляды, он, махровый республиканец и конгрегационалист. А она старалась оправдать его прежние воззрения. Говорила, что его предки всегда были «вежливы со своими рабами». – Тесак хохотнул, но с такой злобой, которой Бенни прежде ни разу не замечал в нем под слоем вечно подавляемых желаний и чувств. – В детстве, стоило мне только зазеваться, или замечтаться, или заговорить о своих идеях, отец тут же напоминал, что он сделал с негром, который работал под его началом. Им было лет по десять-одиннадцать, и однажды отца оставили за старшего, а тот мальчишка – подметальщик – задремал на бочонке, а отец велел ему просыпаться и приниматься за работу, но парнишка продолжал спать. Тогда отец схватил тесак и швырнул его в бочонок, где тесак и застрял, а сам заорал: «Когда я говорю просыпайся, это значит просыпайся!» – Американец опять отрывисто хохотнул, но вышло так же зло.

– Может, я все же выпью чего-нибудь, если это не слишком затруднит. – И гость опустился на диван, рядом со своим скомканным плащом.

Когда Бенни вернулся с парой бутылок пива из запасов Линтона, Тесак ухватил одну за горлышко и рассеянно глотнул. И оказалось неожиданно приятно вот так выпивать с ним в полумраке. Похоже, они нашли способ поладить.

Но когда бутылка опустела, Бенни вдруг подумал, что под личиной уязвимости может скрываться ледяная жестокость.

– Тебя прислал Линтон? – спросил он, выводя Тесака из задумчивости.

Тот кисло скривился, отставил свою наполовину пустую бутылку, как будто вкус ему все же был мерзок.

– Меня немного задело то, что ты написал. Но, наверное, я отчасти это заслужил. – Почти печально он порылся в скомканных складках плаща и вытащил листки Бенни. – Пускай будет у тебя. – Он протянул бумаги.

Бенни стиснул листки в пальцах, словно выхватил их из огня.

– У Линтона была возможность прочитать? – спросил он с колотящимся в горле сердцем.

Тесак, похоже, не уловил важности вопроса.

– Полагаю, да, – спокойно ответил он. – Он все читает.

– Ты так и не сказал, что думаешь. Я толстокожий. Скажи, где я ошибся.

Тесак поразмыслил с минуту.

– Не могу судить в полной мере о прошлом. И, наверное, не понимаю, зачем ты тратишь на это время. Но твои предположения относительно недавних событий и того, что происходит сейчас…

– Погоди-ка, – прервал Бенни. – Неужели ты не понимаешь – не понимаешь, что смысл изучения прошлого заключается в том, что это позволяет нам избавиться от тирании настоящего? Я имею в виду тиранию собственной личности? Личности, которая панически боится своей ничтожности перед лицом прошлого, в котором она не сыграла никакой роли.

Собеседник смотрел на него в замешательстве, почти с жалостью. Он явно не мог уследить за мыслью Бенни, которая вела за пределы истории, за пределы текущих обстоятельств, к реальности духа. Он не мог этого понять и потому ошибочно принял собственное недоумение за сумбурность взглядов Бенни.

– Прости, что не нашел способа связаться раньше, – сказал Тесак. – Слежка за нами очень серьезная. В смысле, чтобы не вступали в контакт с мятежниками и теми, кто замешан в подрывной деятельности.

– Тем не менее с Линтоном ты общался.

Вот теперь он не выдержал взгляда Бенни.