Вы сдались, мисс Тиддлер. Вы подчинились закону «Кто сильней, тот и прав». Что за дурацкое расстройство желудка от морковки?
Меня спас Ноэль. Увидев картинку с Питером под одеялом, он начал просить его вылезти: «Ку-ку, кролик, ку-ку!»
Мы все втроем покатились со смеху. Воодушевленный Ноэль решил представить мне новый репертуар. Он выучил наизусть все стишки и считалки, что рассказывала ему няня: и «Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу», и «Тетя Трот и кошка сели у окошка»[13]
, и все остальные.Ошеломленная Бланш схватила его под мышку (своей единственной руки) и потащила укладывать спать, а он продолжал орать во все горло: «Робин-Бобин кое-как подкрепился натощак!»
Исключительный ребенок!
Не успела книга выйти из типографии, как — радость не приходит одна — я получила свое первое в жизни приглашение на ужин. Представить только: пригласили меня, Черити Тиддлер, — меня одну! Мистер Альфред Кинг хотел представить меня своей семье: жене Эмме, четырем дочерям, зятю, еще двоим сыновьям (помимо Маршалла), внукам и пожилой матушке.
Прием был дома у Кингов, недалеко от Бедфорд-стрит; а хорошо изучивший мой характер Маршалл заверил, что все пройдет в узком семейном кругу.
Я ненавижу лгать. Во лжи нет ни красоты, ни качества, ни кротости. Но я солгала родителям, будто иду на ужин к Шмалям. Мама перебрала все предлоги, чтобы меня остановить: экипаж перевернется, кучер (горький пьяница) заблудится, я почувствую себя плохо и на следующий день опять слягу. Если бы я призналась, что еду к совершенно незнакомым людям, ее страхи (и ее ревность) было бы невозможно укротить. Итак, я солгала родителям и ради совершенно невинного удовольствия обрекла себя на муки раскаяния. За несколько шиллингов я купила молчание кучера, и он пообещал подождать у входа.
На улице меня окутали темнота и холод; свет из окон едва просачивался через плотные шторы. Но стоило перешагнуть порог, как навстречу мне хлынула волна безудержного веселья. Издалека доносился девичий смех, топот ног, звуки фортепиано, позвякивание посуды. Слуга участливо спросил, не замерзла ли я, пока добиралась, словно знал меня с колыбели. Когда передо мной распахнулись двойные двери, все семейство Кингов выдохнуло: «Ну во-о-от!» Они меня ждали. Самый маленький, Дуглас, сплясал передо мной танец индейцев сиу, потрясая в воздухе «Мастером Питером», а Энни, ученица Шмалей, кинулась мне на шею. Эмма Кинг, мать этого многочисленного семейства, распахнула объятия, словно само собой подразумевалось, что я немедленно в них брошусь. От такого горячего приема я чувствовала себя неловко, но я улыбалась, я отвечала на все вопросы: «Как ваши дела?», «Вам не холодно, жарко, голодно?» Маршалл держался не так скованно, как в конторе издательства. Он был копия своей сестры Элизабет, только с усами. Бабушка-родоначальница восседала в кресле со специальными ручками для переноски. Близнецы Норман и Норберт торжественно переносили ее из комнаты в комнату. Бабушка была слепа, что не помешало ей объявить, что я прекрасно выгляжу.
Мне немедленно всех представили: Маршалл (двадцать девять лет) — старший сын; Элизабет (двадцать семь), замужем за мистером Мартином Фордом, мать близнецов Элисон и Нэнси (пять лет) и Дугласа (три года) и, очевидно, еще одного ребенка, который вот-вот должен появиться; Сьюзен (двадцать три года), помолвлена с загадочным Оливье, от одного упоминания о котором близнецы покатывались со смеху; Дора (девятнадцать лет); Норман и Норберт (шестнадцать) и Энни (одиннадцать) — самая красивая из всех дочерей Кингов.
После Энни я поняла, что лучше все равно не получится, и остановилась.
Обиженные братья и сестры тотчас вознегодовали, а Энни сделала в их сторону надменный реверанс.
Мистер Кинг опаздывает?
Он подойдет к ужину. Заканчивает просеивать книги через сито трех «К».
Кошмар…
Кавардак…
Катастрофа!
Дети, я вас прошу!
Я заметила, что миссис Кинг то подстрекает младшее поколение, то, наоборот, призывает их к порядку. Когда вошел мистер Кинг, я подумала, что всеобщему веселью пришел конец. Однако буйный смех, шутки и кривляние только усилились — особенно за его спиной. Пару раз я чуть не поперхнулась едой от смеха. И только Маршалл оставался серьезным. Он явно многое успел рассказать обо мне своей семье: дети спрашивали о вороне, и о мышке, и сколько лет Питеру, и просили рассказать про Дингли-Белл.