Мисс Лодж

— Да, — тихо ответила девушка. Открыв глаза, точнее один, оставленный ей, словно в насмешку, она увидела бледные лица матушки и Нэнси, склонившихся над ней.

— Я рада, что у тебя всё хорошо. Ты очень нас напугала своим обмороком! — ответила неловко миссис Лодж, пряча глаза. Ей было тяжело говорить с дочерью, — Я позову к тебе мистера Сайлеса.

Мэри безучастно кивнула в ответ.

— Ну вот, не уберёгся! Вы всё слышали и всё видели, — сказал доктор, входя к ней и широко улыбаясь, пытаясь за шутками также скрыть неловкость. Словно он разговаривал с больным ребёнком или с умалишенным, — Раз уж так получилось — что делать? Ничего уже не сделаешь. Но я могу сказать вам, мисс Лодж — не унывайте. Всё в жизни бывает. Вы поправились — это самое главное. Здоровье у вас хорошее, а это, — доктор неопределенно махнул рукой в воздухе, не решаясь сказать слово "уродство", — не самое главное в жизни.

Мэри слушала его, обреченно улыбаясь. Она не возражала ничего, но её глаза, а точнее один глаз, повзрослевшей за неделю девушки, говорил недосказанное. Мистер Сайлес смешался под этим взглядом, растерянно посмотрел на Мэри, быстро попрощался и вышел.

Для Мэри потянулись долгие тоскливые дни. Пока она болела, она не могла принимать гостей. Но сейчас, уже совсем оправившись, — также не хотела никого видеть. Миссис Лодж вынуждена была отвечать всем на участливые и просто любопытные расспросы, что дочь не принимает пока по состоянию здоровья. Но Мэри знала, что так долго продолжаться не может, что она должна будет выйти к людям. И она страшилась этого дня, страшилась неимоверно. Она попросила Нэнси купить ей самую плотную и тёмную вуаль из всех, которые можно было найти. Пусть она рисковала при этом вообще ничего не видеть, но лучше это, чем терпеть пытку и наблюдать, как все будут отворачиваться от тебя.

Все эти дни Мэри не выходила из комнаты. Она заперлась и спускалась лишь в столовую. Единственный глаз её покраснел от слёз, а шрамы грозили опять воспалиться. Лишь совсем недавно ей казалось, что несчастья больше, чем обрушившееся на неё, не бывает. Как же она ошибалась! Каким же она была глупым и наивным ребёнком! Но период доверчивого детства слишком внезапно кончился. Впереди ей теперь не светило ничего, даже замужество. Никогда не будет ни счастья с любимым мужем, ни детей, ни уютного семейного гнёздышка. Никогда она не сможет отдавать все свои чувства, знания и силы, воспитанию прекрасных малюток, которые могли бы у неё родиться. О, Боже!

Что она будет делать всю свою жизнь? Кем она будет? Мэри думала и не находила ответов на эти вопросы. Она не ждала утешения со стороны матери, да, конечно, и не могла его получить. После слов доктора, здоровье у миссис Лодж заметно ухудшилось, и она сдавала прямо на глазах. Она нуждалась в утешении, но сама не могла никого утешить. А Мэри молчала. Ей не с кем было поделиться горем, которое обрушилось на неё и смяло, растоптало все мечты молодости, превратив их вместо сияющего дома ее семейного счастья, в груду обломков. Только Нэнси была возле девушки, только она пыталась утешить настолько, насколько допускала это её госпожа.

Мэри старалась не думать о мистере Треверсе, не вспоминать о нём. Теперь он точно стал потерян для неё навсегда. Она слишком хорошо понимала настроения, царившие в высшем свете. Этот отравленный воздух показного благополучия, достатка и красоты, изгонявший всё иное, никогда бы не смог принять в свои ряды человека, женившегося на уродливой девушке. А что она представляла собой, чтобы мистер Треверс когда-нибудь принёс такую жертву ради неё? Нет, Мэри не смела теперь надеяться на возвращение мистера Треверса, не должна была надеяться!

Наконец, то, чего боялась девушка, произошло. Ей пришлось выйти в гостиную, в первый раз после болезни. Матушка настояла на этом. Ибо мистер Фарджел пришёл выразить своё сочувствие. А отказывать в посещении долее — было неприлично.

Робко, страшась даже своего друга, в тёмной вуали, Мэри спустилась к полковнику Фарджелу. Исхудавшая за время болезни, хрупкая как тростиночка, и почти сломанная, она стояла, опершись о камин.

— Мэри! Я пришёл узнать о вашем здоровье. Но я вижу, что физическое здоровье у вас почти восстановилось, а вот душевное…, - в голосе полковника послышалась жалость и участие. Он посмотрел на бледную девушку с грустным взглядом и горячо добавил:

- Не отчаивайтесь, Мэри! Я пришёл поддержать вас и помочь. Не знаю, правда, будет ли какой-то толк от моей помощи… Но, в любом случае, располагайте мною!

— Спасибо, мистер Фарджел! Спасибо! — горячо поблагодарила его Мэри. Она не хотела жалости. Но жалость полковника была ей не в тягость. Давно лишившись отца, в эту минуту девушка нашла отеческую поддержку в мистере Фарджеле. Лёд отчаяния был сломлен. Мэри стало легче, совсем немного, но всё же легче. Она рассказала полковнику историю своего падения, умолчав, конечно, о причинах. Но, Фарджел всё-таки о чём-то догадался. И хотя о мистере Треверсе между ними не было сказано ни слова, полковник, незаметно, подвёл к этому разговор.