Мисс Моул

Они шли парами, как школьники из пансиона: дядя Джим с Говардом, Этель с Рут, потому что в кои‐то веки сестры разговорились, а их отцу не оставалось ничего другого, кроме как пойти с мисс Моул.

– Сегодня в первый раз не было шарад, – выпалил он тоном разочарованного ребенка. – Не припомню ни одну вечеринку у миссис Спенсер-Смит, когда после ужина мы не играли бы в шарады. Мы загадываем слово, мисс Моул, а поскольку меня обычно назначают капитаном одной из команд, то я немного поразмыслил над заданием заранее, чтобы сэкономить время. Я нисколько не жалею, все это не имеет значения, но должен сказать, что, по моему мнению, вечеринка в нынешнем году не слишком удалась.

– Миссис Спенсер-Смит – умная женщина, – заметила Ханна.

– Безусловно. Конечно. Но я считаю, что сегодня она проявила меньше ума, чем обычно.

– Умна и предупредительна – и к нам, и к мистеру Пилгриму. Наверняка он рассчитывал, что возглавит вторую команду. Мы увидели его как трагика, но, возможно, нам пришлось бы выслушать и его шутки. Миссис Спенсер-Смит проявила такт по отношению к нам, но еще тактичнее поступила с ним, – пояснила она, в шутку растягивая слова, и мистер Кордер расхохотался так внезапно и громко, что дочери, шедшие впереди, обернулись, и даже Говард и дядя Джим, убежавшие далеко вперед, притормозили и оглянулись, чтобы посмотреть, кто присоединился к их небольшой компании и рассмешил преподобного, потому что тот редко баловал семью искренним смехом.

– Значит, вам не понравилась декламация? – нетерпеливо спросил он.

– Это был один из самых ярких моментов моей жизни, – призналась она. – С другой стороны, боюсь, я не склонна к благотворительности из милости.

Повисла пауза, во время которой Роберт Кордер переваривал ее слова, а затем любезно сказал:

– Что ж, я рад наличию у вас чувства юмора, мисс Моул. Иногда мне кажется, что оно не менее ценно, чем наличие мозгов.

– Тогда я постараюсь его культивировать, – пообещала Ханна.

– Однако, – сказал мистер Кордер, поднимаясь за ней в трамвай, в котором уже расселись остальные, четверо усталых людей в пустом, ярко освещенном вагоне, – жаль, что нам обоим сегодня вечером пришлось упражняться в остроумии. Боюсь, мистер Пилгрим выставил себя в нелепом свете; ему повезло, что этого не слышали его прихожане. Хотя, – добавил мистер Кордер с удовлетворением, – они могли не заметить абсурда. Их маленький приход не блещет интеллектом. – И, сунув руку в карман, чтобы оплатить проезд, преподобный заговорил с кондуктором, который, как и большинство кондукторов в Рэдстоу, оказался его знакомым.

Ханна видела, что для молодого человека, прокомпостировавшего билеты, Роберт Кордер является безупречным проповедником, в котором нет места ерунде и нелепице, и знала, что несправедливо судить о хозяине только с той стороны, которую он сам показал. Ей казалось, что мистеру Кордеру нужно взять на себя определенную роль, до которой он со временем смог бы дорасти, и если бы дети преподобного могли увидеть в нем то, что видел кондуктор, тот стал бы таким отцом, каким сам себя считал. Возможно, все люди таковы, размышляла она, однако, когда ее взгляд упал на дядю Джима, Ханна увидела человека, на которого не влияло чужое мнение и который даже не подозревал, что способен стать объектом чьего‐то интереса. Наверное, это и является счастьем, и бедняжка Этель как никто была далека от этого состояния. Подобно отцу, однако без его самоуверенности и с меньшим постоянством, к тому же подгоняемая вызывающей жалость жаждой любви, она бурно реагировала на знаки внимания, а ведь мистер Пилгрим проводил ее к столу, когда подали ужин, и пригласил на танец. В итоге резкие слова, сказанные отцом, которого девушка обожала, причинили боль, но не имели решающего значения, когда она вспоминала добрые взгляды человека, который, как ей казалось, любит именно ее, и теперь Этель недоверчиво косилась на них двоих, обсуждающих предмет ее интереса.