Мисс Неугомонность

— Да у тебя все вокруг тупые придурки и бесящие идиоты! А на себя-то ты не хочешь взглянуть повнимательней?

— С какой стати?

— С такой, что открою тебе страшную тайну: не бывает, что весь мир вокруг сделан из дерьма, а ты один такой в белом и без запаха. Скорее всего, все обстоит как раз с точностью до наоборот!

— А-а-а, толкуешь, что это я полон дерьма?

— Вывод очевиден!

— Да плевал я на твои выводы!

И, не церемонясь, он взвалил меня на плечо под офигевшими взглядами отогревающихся байкеров и подмигивание официантки и транспортировал обратно в машину.

Глава 14

Смотреть на губы Мари, блестящие от сладкого сиропа, было жарко. Да, именно жарко. Потому что другого слова для описания того, что творилось под одеждой, в моем словаре не находилось.

И еще эта официантка (как ее там, Фиона?) прицепилась со своими «молодоженами», «голубками» и широкой кроватью.

А у меня после постанываний в машине и этих сочных, красных с морозца и испачканных в кленовой сладости губ и так-то в голове помутилось дальше некуда. Как будто нырнул в горячую «отработку» и глаза в ней открыл — вязко и темно. Да еще и жарко.

И задница моя, кстати, ничуть не хуже, чем у братца. А раз не хуже, значит что? Правильно! Значит лучше! Точка!

Только вот с хера ли она принялась пялиться на примороженных идиотов, попершихся на байках в такую погоду? Раз моя задница лучше, то пусть и глазела бы на нее. Мне, между прочим, даже и не жалко. И если я перекину через плечо, то у нее просто не будет выбора, кроме как смотреть туда, куда надо! Заодно и помолчит немного.

Вскинувшихся было при виде картины умыкания прекрасной девы обледенелых дуралеев успокоила официантка игривым:

— Молодожены. Милуются. Ну такие голубки!

Угу, голубки. Скорее, пес и рыжая дикая кошка с острым язычком, что царапает не хуже коготков. Хотя могла бы применить другим способом. Тем, что снится мне, мать его, уже который — второй? — месяц ежедневно!

Кошка на плече завозилась, то ли пытаясь сползти, то ли облапать меня просто ради обоюдного удовольствия. Первое я тебе, дорогуша, позволить никак не могу. Еще не хватало, чтобы ты в свои смехотворные розовые лапки снега начерпала. А вот второе — пожалуйста, лапай сколько хочешь.

Одна проблема. Но весьма ощутимая. Ее собственная пятая точка при этом ерзала прямо перед моими глазами. Хорошо, что машина стоит недалеко, а то не выдержал бы и…

Вот укусил бы заразу!

— Ай! Ты что? Сдурел совсем?

— А что такое?

— Больно же!

— Брехня! Я даже не прикусил!

— Ты с ума сошел! Ты укусил меня за задницу?!

— И укушу еще раз, если продолжишь дергаться. Лежи смирно, пока не сгрузил в машину.

— Да я тебя сейчас!..

— Что?

— А вот что! — И она, зараза такая, задрала мою куртку и впилась зубами куда достала.

А мне как под колени кто врезал крепким таким, окованным железом носком сапога, да так, что встал у меня намертво. Чуть вместе с ней в снег не повалился, подминая под себя, и там сгори оно уже все. От ощущения ее зубов, столько раз дразнивших, пытавших, одаривающих болью и сладостью в моих снах-наваждениях, от мимолетного прикосновения губ, от влаги на коже, тут же оставившей холодный ожог на ветру, скрутило таким желанием, что я за малым не взвыл одуревшим от похоти котярой по весне. За что там умудрилась уцепится моя уже издохшая почти выдержка, не позволив мне сотворить нечто непотребное, хер его знает. Хотя как раз он и не знал — он дергался за молнией штанов, долбясь сквозь джинсу, и если бы обладал своим голосом, то все вокруг услышали бы его громогласное «Да-а-а-й!».

То, что я еще и доковылял чуть не враскорячку до машины, — чудо и подвиг с моей стороны. Господи, всю жизнь был неверующим засранцем, но дай мне сейчас сил не сотворить такого, за что потом прослыву реально дикарем и зверюгой неотесанной, ибо своих сил на это не осталось. Что же ты творишь, фурия рыжая? На что толкаешь?

— Ты молишься там, что ли?

— А как же! Столкнувшись с нечистью, так люди и поступают!

— Молитвы тебя уже не спасут, бу-га-га! — страшным голосом провыла гадкая суккубина.

А то я, бля, еще в этом сомневаюсь. Меня теперь спасет только твое внезапное исчезновение с моего радара. Может быть. Наверное. Не уверен.

Твою мать, где эти самые ворующие людей инопланетяне, о которых столько толкуют всякие психи в ток-шоу, когда они так нужны? Утащите к хренам эту кудлатую катастрофу. А лучше меня! И память сотрите. Месяца за два эдак последних.

Я не буду ее лапать за задницу! Вот не буду! Но, зараза, как же ее на место-то посадишь, если хоть чуть-чуть… самую малость…

— Ты охамел совсем? — заверещала Мари, но я уже плюхнул тело на сидение и захлопнул дверцу перед разъяренным лицом. И, стремительно обходя машину, стиснул кулаки, удерживая офигенное ощущение девичьей плоти, испытанное только что.

Я ведь ее трахну. Тут уже без вариантов. Или так, или совсем дураком стану. Это неизбежно случится — событие из разряда чертовых ураганов или извержения вулкана. Их не предотвратить и не остановить, размахивая на пути запрещающими плакатами.