Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница «Огненное колесо»

Мисс Дженет Лоддон бросила на него презрительный взгляд и мысленно обвинила его в неправильно напечатанной букве. Она был старше его на год и последние пару недель презирала всех мужчин из-за бесконечных ссор со своим парнем, который упрямо отказывался признать свою неправоту, что ее сильно расстраивало. Ее чувство собственного достоинства повысилось, когда она заметила, как изменился цвет лица мистера Гровера и какой неуверенной стала его речь. Однако она не испытывала теплых чувств к миссис Уэлби, про которую думала, что та достаточно взрослая, чтобы быть осмотрительнее. Она слышала, как Алан вышел из комнаты и затем вернулся. Потом они вышли вместе. Он повел ее в кабинет мистера Холдернесса и застрял там довольно надолго.

Для Алана приход Кэтрин был словно вспышка света, затем наступил период темноты, пока он ходил в кабинет мистера Холдернесса и обратно, а потом снова очень яркая вспышка, пока он шел рядом с ней к двери в конце коридора. Он распахнул дверь, объявил: «Миссис Уэлби, сэр» и удалился. Он вернулся к своему столу и к презрению мисс Лоддон. Она слышала, как он шуршит бумагами, как царапает что-то ручкой. Вдруг он резко отодвинул стул, встал и направился к двери.

– Если меня спросят, я буду в кабинете мистера Стенвея. Мистер Холдернесс хочет посмотреть документы по делу Джардина.

Мисс Лоддон заметила, что, по ее мнению, все обойдутся без него в течение десяти минут, после чего он вышел и закрыл за собой дверь гораздо резче, чем одобрил бы мистер Холдернесс.

Кэтрин Уэлби сидела на том же месте, что и Джеймс Лесситер во время своей последней беседы с поверенным. Окно выходило на главную улицу. Оно было закрыто, и уличный шум доносился лишь приглушенно. Свет из окна падал на один из портретов Стенвеев над ее левым плечом – это был Уильям, представитель первого поколения семьи. Портрет казался темным на фоне стенных панелей. Мало что можно было разглядеть на нем, кроме того, что это портрет. Его поглотило прошлое. Кабинет был очень мрачным, но с налетом респектабельности.

Мистер Холдернесс представлял собой прямо противоположное зрелище: энергичный, с румяным лицом, прекрасной густой сединой и с изогнутыми темными бровями над красивыми темными глазами. Зная Кэтрин с тех пор, как она была ребенком, он обращался к ней по имени. Эхо его звучного голоса, произносившего: «Моя дорогая Кэтрин!», летело вслед за Аланом Гровером по коридору.

Беседа продлилась около двадцати минут. Кэтрин, обычно не склонная к откровенности, теперь не сдерживала себя. Под озадаченным взглядом мистера Холдернесса она поделилась с ним деталями затруднения, которые, как она и рассчитывала, вызвали у него глубокую озабоченность.

– Понимаете, я продала кое-какие вещи.

– Кэтрин, что ты такое говоришь!

– Нужны же человеку деньги. Кроме того, почему бы мне этого не сделать? Тетя Милдред подарила мне их.

Мистер Холдернесс был потрясен.

– Что именно ты продала?

– Да так, всякие мелочи. Миниатюру Косвея…

Он в ужасе взмахнул рукой.

– Его же так легко отследить!

– Говорю вам, тетя Милдред подарила ее мне! Почему бы мне ее не продать? Я бы, конечно, предпочла ее сохранить, она была просто очаровательна. Период Ромни[16] – кудри, летящий шарф, как на портретах леди Гамильтон. Ее звали Джейн Лилли, она была вроде как их прародительница. Но мне нужны были деньги – нынче все стоит ужасно дорого. – Она то и дело повторяла эти слова. – Мне нужно приличное количество денег, вы ведь это понимаете?

Румяное лицо мистера Холдернесса заметно потемнело. Он сказал менее учтиво, чем обычно:

– Надо жить по средствам.

В ответ Кэтрин страдальчески улыбнулась:

– Моя беда в том, что мне нравится только самая дорогая одежда.

Он прямо заявил ей, что она поставила себя в весьма опасное положение.

– У тебя хватило глупости продать вещи, которые тебе не принадлежали, и Джеймс Лесситер сильно тебя в этом подозревал. Он сидел в том же кресле, в котором ты сидишь сейчас, и говорил мне, что убежден, что ты обманом присваивала вещи из имения.

Кэтрин продолжала улыбаться.

– Он всегда был очень мстительным. Хорошо, что Риетта не вышла за него. Так я ей тогда и сказала.

– Он сказал мне, что готов подать в суд.

– Он сказал мне то же самое. – Она помолчала и добавила: – Поэтому я, конечно, решила с ним встретиться.

– Ты пошла к нему?

– В тот вечер в среду. Но там была Риетта, поэтому я ушла.

– Боже мой, Кэтрин!

– Но я вернулась… позже.

– Что ты такое говоришь?

– Именно то, что вы мне уже сказали: я в очень серьезном положении. Или окажусь в нем, если это выяснится.

– Нет причин, по которым это могло бы выясниться. Ты ведь можешь молчать об этом, так?

– О да, я… могу. И буду молчать дальше, если выдержу все это.

– Я тебя не понимаю.

– Надоедливая старая дева-гувернантка вмешалась в это дело. Она гостит у миссис Войси.

– Кэтрин, дорогая, но причем здесь она?

– Ее втянула в это Риетта. Кажется, эта дама воображает себя детективом.

Мистер Холдернесс с облегчением откинулся в кресле.

– Думаю, полиция с ней быстро разберется. Они не любят вмешательства посторонних.