- Нет. — Сергей задумчиво покачал головой. — С этим он прекрасно справляется сам. Давайте сделаем так. Я понимаю, вы мне не верите. Еще бы, вы все-таки знали его с младых ногтей и собирались за него замуж… — он едва заметно поморщился. — Вы хотите переговорить с ним с глазу на глаз — хорошо. Но не на «Седне». Угостите его кофе. Двери на кухне запираются герметично. Мы запрограммируем камеру видеонаблюдения так, чтобы она включалась по кодовой фразе. Вы сами сможете ее выбрать. Я лично буду дежурить на мостике и не позволю никому постороннему слышать ваш разговор, даже если вы произнесете кодовую фразу.
- Чудовищная трагедия, — поколебавшись, сказала я.
- Что? — не понял Сергей.
- Кодовая фраза, — вздохнула я. — «Чудовищная трагедия». И, Сергей… я очень надеюсь, что мне не придется презирать себя за то, что согласилась на это.
- Вам не придется, — уверенно ответил Сергей, несколько повеселев, и поднялся. — Идемте. Озадачим Леху хоть чем-то, помимо центрифуги.
Я охотно оперлась на предложенную руку, вставая. Только чуть замешкалась, прежде чем отстраниться — и это, кажется, было куда большей ошибкой, нежели согласие на видеонаблюдение за разговором с Кенором.
Потому что Сергей тоже замешкался. Выражение лица у него было растерянным. Он не поднимал глаз. Я тоже.
Моя ладонь на фоне его казалась карикатурно маленькой, слишком узкой и хрупкой. Оказывается, я отвыкла от этого ощущения — чувствовать себя слабой женщиной, о которой есть кому позаботиться. Кому, в самом деле, придет в голову оберегать от опасностей флотского офицера старшего состава?..
А Сергею вот пришло. Это чувствовалось — в том, как он держался рядом со мной, как не решался ни выпустить мою руку, ни сжать пальцы, притягивая меня ближе. Непрошенная нежность смягчала его черты, разглаживала раннюю морщинку между вечно нахмуренных бровей и заставляла его казаться непривычно уязвимым.
Женское чутье, благополучно продремавшее последние годы, очнулось ото сна. Я вдруг поняла, что Сергей не просто не хочет меня отпускать — он боится. Что Моранг навредит мне, несмотря на принятые меры предосторожности, или вовсе сумеет перетянуть на свою сторону; или, того хуже, — все пройдет по плану, я признаю правоту русских контрабандистов и улечу отсюда, свободная от долга и обещаний. А Сергей останется со своей тоскующей командой на холодном куске замаскированной платины…
А еще проснувшееся женское чутье безошибочно подсказало, что сейчас будет, если я немедленно не возьму себя в руки, — благо уже определило желающего сделать это вместо меня.
- Если вы сейчас не отступите, — ровным голосом произнесла я, вынудив его поднять взгляд, — все чрезвычайно осложнится.
- Обожаю сложности, — признался Сергей таким же невозмутимым тоном — но вместо того, чтобы притянуть меня к себе, сунул свободную руку в карман и выудил оттуда настойчиво вибрирующий лайтфон с одним-единственным сообщением на весь экран. — «Седна» запрашивает посадку. Моранг здесь.
Я сосредоточенно кивнула и попыталась высвободить свою ладонь, чтобы выйти из «Норденшельда» с максимально независимым видом. Не тут-то было — Сергей только крепче сжал пальцы, что-то стремительно набирая на лайтфоне свободной рукой.
- Нужно выиграть для Лехи хотя бы четверть часа, — сообщил он, закончив и небрежно запихнув лайтфон обратно в карман. — Самый простой способ — просто не выходить отсюда некоторое время. От Моранга не убудет, если он немного помаринуется в ангаре.
- Но это было бы крайне невежливо, — заметила я, настойчиво потянув ладонь из его пальцев.
Но вместо того, чтобы отпустить меня, наконец, Сергей просто шагнул ближе — и остановился почти вплотную, спокойный и непоколебимый. Взглянул сверху вниз, чуть прищурившись, со своей извечной подначкой: ну так как, леди Эскарина, осложнять ситуацию будем?
А я вдруг поняла, что у меня сбилось дыхание, как у гимназистки на первом свидании. Мне казалось, что я чувствую его тепло — пусть даже он оставил между нами какие-то несчастные полшага, пусть даже ничего не предпринимал, позволяя мне самой сделать выбор…
И я сделала эти злосчастные полшага.
Назад.
Сергей с непроницаемым выпустил мою ладонь и остался на месте.
- Вот как, — по-прежнему ровным тоном произнес он. Его выдавали только потемневшие глаза да изменившееся дыхание. — А известно ли вам, леди Эскарина, что первая реакция — самая честная?
Я кивнула, не пытаясь скрыть лихорадочный румянец. Да, я не отстранялась, пока не заставила себя осмыслить происходящее, не хотела отступать, — но разве важно это, а не то, что сделано в итоге?
- Будем последовательны, господин Родионов, — сказала я и смущенно кашлянула, возвращая голос в норму. — До сих пор вы не были против того, чтобы я составила собственное мнение о происходящем на Ганимеде и о лорде Моранге, и заранее перетягивать симпатии на свою сторону таким способом… не слишком честно, не находите?
- Не нахожу, — отрезал Сергей. — Ваши симпатии и так на моей стороне.
Я задохнулась от возмущения — в основном потому, что возразить было нечего.