Миссия ранга «Жизнь» 2

— Я смотрю, ты хорошо пошалил?

— Да, Илья Спиридонович, размялся. Ну, турок прихлопнуть было несложно почитай каждый из нашего полка справился бы. Но чтоб они пискнуть не успели, тут да.

— Да ты, брат, настоящим пластуном становишься, — улыбнулся Левашов.

— Обижаете, Вашбродь, — перешёл я на официальный тон, — вино-то, что я давеча притащил, как раз у пластунов и свистнул.

— У пластунов?! неверяще восклицает капитан и на его возглас подтягиваются почти все офицеры полка, включая Львова.

— Ну так шёл мимо, они дразняца. Я им по мордам настучал.

— Сколько их было-то?!

Отмахиваюсь пренебрежительно.

— Да всего пятеро.

— Пятеро пластунов! восхищается Львов, — какого воина в нашем полку воспитали! Но ты дальше давай.

— Настучал я им по мордасам легонечко, а там их главный выскочил есаул какой Что-то там со шкурой фамилиё его. Ещё и он обхамил. Ну думаю И влез, значит вино утащил тот бочонок, помните? Я ещё сказал, что от казаков.

И носком сапога этак стеснительно землю поковырять Хохот стоял оглушительный.

— Нет, такого орла в унтерах держать не дело, — слышу голос удаляющегося полковника, — грамотный, да вояка хороший Государь недавно издал указ, согласно которому месяц в Севастополе за год приравнивается[92], так что теперь нужная выслуга у него будет пора и в офицеры выдвигать![93]

Глава девятая

Экзамены на офицера я сдал на удивление легко офицеры в штабе Горчакова немного погоняли меня по уставу, тактике, задали ряд практических вопросов и вот здесь «споткнулись» о разницу взглядов.

— Ну вестимо, горло перерезать, — с долей хорошо рассчитанного недоумения отвечаю упитанному полковнику с черезчур холёными руками, — зачем нянькаться, ежели пленного до расположения части дотянуть не могу.

— Варварство! Вскочил лощёный (он не представился). это до какой степени низости.

— Степан Ильич, — мягко успокоил его ротмистр Цезарин (который как раз выглядел как боевой офицер), — наверняка здесь какое-то недоразумение.

— Иван Фёдорович, — слегка запнулся ротмистр, — вы вообще говорите или о каком-то конкретном случае?

Моргаю глазами недоумённо.

— Ну меня же спрашивали о том случае с турками давеча наткнулся на них, ну и прирезал.

— Видите, Степен Ильич, тут просто небольшое недопонимание, — мягко сказал Цезарин.

— Действительно, — пробурчал успокоенный лощённый, — да ещё и с турками Всё едино те слова не держат.

Решив несколько достаточно простеньких математических задачек и ответив на ряд вопросов по географии.

— Поздравляю званием прапорщика, — доброжелательно сказал лощённый Степан Ильич, — надеюсь, вы и в офицерском чине будете служить Русскому Государству столь же славно.

Далее последовал разрыв шаблонов лощённый, оказавшийся аж целым князем Долгоруким (хотя из какой ветви, я не уловил, а их было много и влияние было различным) и на удивление симпатичным человеком.

Как поведал мне Цезарин после символической пьянки (офицер родился!), Степан Ильич и правда в недавнем прошлом был гражданским, которому пришлось надеть погоны по прямой просьбе (!) императора, дабы проще было расследовать злоупотребления интендантов. И эта «канцелярская крыса» обладала немалым личным и гражданским[94] мужеством, отправив под суд больше двадцати интендантов. Но увы, усилия его были сродни попытки вычерпать море ведром: для того, чтобы осудить вора, требовались неоспоримые доказательства, а воров было очень много. И что хуже всего воровство это покрывалось на самом верху, что лично мне (да и нетолько) говорило о прямой измене.

Были ещё и забавная неожиданность ну то есть офицеры при штабе Горчакова думали, что это будет для меня неожиданностью.

— Раз уж пошли за Мартынова, — подмигивает лукаво Цезаринов, — то и будете теперь Мартыновым официально.

— Кхе.

Улицы Севастополя, в который уже пришла весна, поражают развалинами. Это далеко не «Сталинградский пейзаж», но город разрушен основательно. Повсюду обломки, следы пожаров, очень много раненых. И тут же множество бездельников. Добрая половина офицеров и чиновников военного ведомства к бастионам или не приближается вовсе или спешит туда исключительно при штурме тогда можно «показать себя» и заработать орден. Расслоение общества колоссальное. Честно говоря, начинаю понимать, что таких «Благородий» я бы и сам на штыки в семнадцатом.

По вполне понятным причинам, в полку меня не оставили ну неприлично офицеру оставаться там, где его «цукали» и «ставили во фрунт». Попрощавшись с бывшими сослуживцами (а особенно тепло с фельдфебелем), забрал нехитрые пожитки, коих набралось на удивление много. Одних только трофейных ружей, среди которых были и дорогущие охотничьи[95] ружья, которые не хотелось сдавать в интендантство или продавать за символические цены офицерам, пистолеты, клинки, ткань Запасливый я, да.

Офицеры моего бывшего полка провожали очень тепло я бы зримым доказательством того, что они лучшие в своей среде воспитали! Были и подарки.

— Мы тут скинулись и построили[96] вам мундир, — вальяжно сообщил Львов, — ну и по мелочи.