Миссия в Париже

Сразу за Барбизоном они свернули, и вскоре еще издали увидели отражающийся в зеркальной воде пруда красивый старинный замок. Он стоял в центре небольшой уютной и тихой деревушки Флёри-ан-Бьер. Миновав замок, они остановились возле большого крестьянского подворья. Сразу за приземистым домом стояли два внушительных амбара, к стене одного из них примыкал навес для сена, и тут же, у коновязи, пофыркивали несколько лошадей.

Пожилой мужчина ворочал вилами возле навеса сено. Увидев остановившийся возле ворот автомобиль, он с силой воткнул в сено вилы и направился к воротам. Проходя мимо входа в дом, он приостановился, окликнул:

– Лизабет!

Входная дверь проскрипела и на пороге появилась, словно и ждала этого оклика, худенькая, но крепкая еще старушка, повязанная косынкой, как повязываются в деревенской глубинке российские женщины. Это была хозяйка дома. Вслед за мужем она засеменила к воротам и, обогнав мужа, первая вышла на улицу, обняла и поцеловала Болотова.

– Моя сестра Лизавета, – представил ее Болотов.

Старушка дощечкой протянула Павлу сухонькую ладошку, радушно и тепло улыбаясь, назвалась:

– Лизавета Кузьминишна.

Она так и сказала: «Кузьминишна», как представилась бы деревенская жительница где-нибудь под Вологдой или Костромой.

Ее муж тем временем распахнул ворота и тоже подошел к ним, по-свойски прислонился к Болотову, за руку поздоровался с Павлом.

– Дра-стуй! Очи-ень карашо! – сразу же выложил он весь свой запас русских слов.

– Вот это и все, что он выучил за двадцать два года нашей совместной жизни, – с веселой укоризной взглянула на мужа Елизавета Кузьминична. – Его Жан-Марком кличут. Можно просто Жаном. Не обидится, если и Марком назовете, – и тут же всполошилась. – Да что ж это я вас на улице держу! Заходите! Автомобиль Жан загонит.

Они вошли во двор, старушка семенила рядом с Кольцовым.

– Он на шофера еще в четырнадцатом выучился… его в эти… как это по-нашему? – обратилась Елизавета Кузьминична к брату, после чего перешла на-французский.

Они что-то долго выясняли. Старушка время от времени уточняла. Наконец они нашли это слово.

– Самокатчик, – сказал Болотов. – Были такие мобильные военные единицы.

– Ага. Его в самокатчики записали. В специальной школе на шофера выучили, – с гордостью за мужа рассказывала Елизавета Кузьминична. – А как на войну поехал, она у нас, слава богу, и кончилась.

В горнице, которая несла на себе следы русской жизни (иконы, самовар, глиняные петрушки-свистульки, расшитые петухами полотенца), стол был уже накрыт, отчего Павел сделал вывод: о их приезде хозяева были заблаговременно предупреждены и их ждали. Должно быть, Илья Кузьмич приезжал сюда вчера, потому что его встреча с сестрой показалась ему скупой, будничной, словно они видятся едва ли не каждый день.

К квашеной капусте и соленым огурцам, черному хлебу и селедочке, вскоре хозяйка поставила на стол и миску с приправленной поджаренным луком дымящейся паром картошкой.

Вслед за российскими деликатесами, которые каким то образом ухитрялась производить здесь Елизавета Кузьминична, появились и французские яства: копченая колбаска, гусиный паштет, несколько видов сыров. Венчала стол большая хрустальная фляга с рубиновым «Божоле».

За обедом Кольцов узнал, какие причудливые повороты случаются порой в жизни людей.

Отец Ильи и Елизаветы был плотником. Надо думать, хорошим плотником. Ладил на родине, в Вологодчине, избы, церкви, а иной раз – и ветряные мельницы. Случайно познакомился с не весть какими ветрами сюда, в глухомань, занесенным богатым французом. Тот подивился рукоделию вологодского мастера и стал уговаривать его за хорошую плату сладить ему, на его французской родине, мельницу. В их краях тоже есть отменные мастера, но такую красавицу им ни в жизнь не срубить.

Долго ли или не очень торговались они, но ударили по рукам. Поставил вологодский мастер на французской земле, в Барбизоне, высокую, устремленную в небо мельницу под стать барбизонским готическим соборам. Потом еще две, на окраинах маленьких окрестных деревень Шайи-ан-Бьер и Флери-ан-Бьер. И так понравились вологодскому мастеру эти красивейшие края, а еще больше – люди, радушные, веселые, не торопливые ни в движении, ни в мыслях, что он решил навсегда здесь поселиться. Благо плотницкой работы ему хватало. Стало быть, и денег тоже.

Прикупил он небольшое, пришедшее в запустение подворье в тихой и уютной деревушке Флёри-ан-Бьер. После этого вернулся к себе на Вологодчину, женился там на приглянувшейся работящей деревенской девушке – и уже семейным человеком снова приехал сюда. Теперь уже навсегда.