Миссис Больфем

Атмосфера была такая угнетающая, как и мрачная внутренность дома – воздух был наполнен тяжелым запахом цветов и смерти. Дверь в гостиную, где лежал Давид Больфем, набальзамированный и тихий в своей шкатулке, была закрыта, но заглушенный шёпот проникал, подобно шелесту погребальных венков, вызванному испарениями разложения. Преданные подруги вдовы почти что с криком облегчения выбежали на воздух и солнечный свет.

Здесь все было оживленно, точно на деревенской ярмарке. Усадьба была пуста, оберегаемая дежурящей полицией, но Авеню и прилегающие улицы были забиты всеми родами экипажей, начиная от лимузинов до скромных фермерских циклонеток. Многие пришли пешком. Все глядели на дом, приближаясь к изгороди так близко, как только смели, чтобы посмотреть на рощу. Они задавали вопросы, отвечали, предлагали различные теории, все торопливо и без малейшего уважения ко всякому другому мнению, кроме своего. Дети, сосущие мятные леденцы, сидели на изгороди.

– Кто бы мог подумать, прошептала миссис Фру. Она вздрогнула от едва уловимого отвращения.

– Это счастье для Энид, – добавила она потом, хотя и про себя.

12

На следующий день, на предварительном следствии, миссис Больфем, облаченная в крэп, сидела, изящно выпрямившись, между мистером и миссис Коммек, без малейшей дрожи, даже в руках. Давая показания, она говорила ясным тихим голосом о незначительных подробностях, уже известных ее приятельницам и теперь сделавшихся всеобщим достоянием эльсинорцев, a также всех, читавших газеты в стране.

Следователь отпустил ее очень скоро и вызвал ее служанку. Хотя опухоль лица Фриды отчасти поддалась лечению доктора Анны, зуб все еще болел. Она также была отпущена после злобного заявления, что она «ничефо» не видала, «ничефо» не слыхала и не знает «ничефо» об убийстве, кроме того, что должна была встать, чтобы варить кофе, когда умирала от зубной боли.

Больше некого было допрашивать, кроме Коммека, который определил время – без четверти или без десяти минут восемь, когда покойный ушел от него. Мистер Гифнинг и два его гостя удостоверили, что слышали пенье Больфема, а вслед за этим – звук выстрела из револьвера; они также обстоятельно описали положение тела Больфема, когда его нашли. Без сомнения, выстрел был сделан из рощи. Целый штаб газетных художников принужден был удовольствоваться только наброском черной фигуры, представлявшей вдову. Она высоко держала голову и была холодно – спокойна. Один из репортёров, с заранее приготовленной камерой, пробил себе дорогу, когда она должна была войти в автомобиль миссис Баттль, и жалобно умолял ее поднять крап. Но с таким же успехом он мог бы обратиться к лунатику – миссис Больфем даже не взглянула на него.

– Почему они хотят иметь мой портрет? – удивленно спросила она миссис Баттль, ведь это бедный Дэв умер. Кто слышал обо мне вне Эльсинора?

– Догадываюсь, что вы не развлекались чтением газет. Там вас описали, как красавицу и общественную руководительницу Эльсинора – это уже известность. Публика всей страны страшно интересуется вами, и это продлится, без сомнения, еще несколько дней. Потом мы найдем убийцу, и тогда о деле перестанут говорить до времени процесса.

В церкви, во время похорон, одетая в траур, более благородная, величественная и неприступная, чем когда-либо, миссис Больфем прошла через строй пристальных взглядов, по внешности безучастная к толпе женщин, которые приехали из городов Брабанта. Что женщины не одобряли ее высоко поднятую голову и сухие глаза, блестящие даже из-под густого крэпа, мало тронуло бы ее, если бы даже она это знала. Ее мысль сосредоточилась на будущем – когда серия этих отвратительных испытаний будет закончена, и она вернется к скромному уединению ее личной жизни.

У миссис Больфем были недостатки, но банального стремления к популярности не было в их числе.

Она также строго решила не чувствовать себя счастливой, не радоваться своей свободе, не создавать планов на будущее, пока ее муж не будет предан земле. Во всю долгую службу, пока священник слащаво рассуждал о значительности и добродетелях убитого, у нее было чувство, будто она задерживала дыхание.

Прошло четыре дня после вечера убийства, пока она, наконец, согласилась принять репортеров. Тем временем все, из бывших под подозрением, уже доказали свое алиби, включая сюда рыжеволосую мисс Фокси Белл и возмущенную и чрезвычайно приличную телефонистку – мисс Мэмми Росс. Она знала покойного, да, и один или два раза ездила с ним за город, в ресторан, где некоторые из ее подруг даже позволили себе скромно протанцевать танго, но на покойного она смотрела не иначе, как на отечески доброго человека, а в час его смерти она спала, что может удостоверить хозяйка ее квартиры.