Миссис Больфем

Она решила принять репортеров, чтобы покончить с этим. Они осаждали усадьбу – никакая стража не могла изгнать их – сидели при входе в дом, врывались в кухню и так часто звонили у главного подъезда, что мрачная Фрида могла ежеминутно потребовать увольнения. Мистер Коммек говорил, что ей придется сделать как то, так и другое, и наконец она согласилась.

Было пять часов, когда репортеры были допущены в обширную старомодную приемную, с нововведениями, не отвечавшими общему стилю.

Подобно многим женщинам, миссис Больфем обладала удивительным вкусом в отношении туалетов, но для создания благородного семейного очага у нее не было ни воображения, ни подготовки. Уже давно «домотканые паласы» были изгнаны, но заменившие их ковры были безличны и банального рисунка. Плюшевый «гарнитур», хотя и не был продан, но был наново обит прочной, «матерьей для мебели». Этажерка еще стояла в одном из углов. Стол посредине и камин были мраморные, хотя украшавшие камин восковые фигуры уже лежали на чердаке. Обои, переклеенные только в прошлом году, были незаметные, бледно-коричневатого цвета. Всё-таки, это была уютная комната, так как в ней было две качалки и три удобных кресла, а на маленьком столике, в стороне, стояла корзинка с работой миссис Больфем. На мраморном столе, посредине, стояла действительно художественная лампа. Занавески подходили к мебели.

Десять репортеров приехали из Нью-Йорка, трое из Бруклина, трое местных, были еще четыре корреспондента из Брабанта. С утра еще прошел слух, что миссис Больфем примет журналистов, и все они были налицо. Те, кто не был на «работе», были честно извещены остальными. Но от женщин они скрыли этот поход. Ни одной из сестер-плакальщиц не было в этой стремительной веренице, возглавляемой Джемсом Бродриком из «Нью-Йоркских Утренних Новостей» и появившейся в среду, в пять часов, в гостиной старого дома Больфемов.

Фрида возвестила, что ее миссис придет «вниз скоро», и Бродрик немедленно отдернул занавески на четырех высоких окнах и поставил для Миссис Больфем удобный стул так, чтобы она была лицом как к свету, так и к своим посетителям. Хитрый Бродрик не в первый раз, «делал обстановку», а теперь он, естественно, чувствовал себя в положении лидера. Не только благодаря своему уму, смелому и предприимчивому, проницательному и находчивому, но и благодаря приятной внешности и мягким манерам, он внушал доверие жертве и входил незаметно в опасную близость. Он был высокий, стройный юноша, окончивший Принстон, ему было еще далеко до тридцати лет. Его правильное лицо отличалось таким приветливым выражением, что жесткие глаза оставались почти незамеченными. По манерам и костюму он был типичен для своего класса, хотя избегал напиваться, чтобы не сделаться неряшливым. Хороший заработок позволил ему занять руководящее место среди журналистов, которых он слишком уважал, чтобы стать высокомерным.

– Опаздывает, чтобы произвести впечатление, – проворчал он, когда молодой Райдер Брус толкнул его локтем – миссис Больфем спускалась с лестницы, расположенной напротив двери в гостиную. Молодые люди встали и наблюдали, как она медленно приближалась. Черное платье облегало ее высокую, не очень гибкую фигуру, с высоко поднятой головой, с профилем спокойным, как у мраморного изваяния, и глазами, настолько пустыми, как если бы она приготовилась позировать у фотографа.

Репортеры сразу настроились неблагоприятно, потому что они вообще не выносят всякого роду позу и желание произвести впечатление на них. Войдя в комнату, она приветливо поздоровалась с ними, смотря на всех открыто своими большими, холодными глазами, и позволила мистеру Бродрику подвести себя к стулу.

Она знала, что в своем черном, закрытом платье казалась старше, чем всегда, но это был тонкий расчет. Она не была так опытна, как могла бы быть благодаря периодическим посещениям ее журналистами для газетных информаций, но инстинкт подсказывал ей, что лучше всего походить на почтенную вдову средних лет, совершенно не склонную носить модные платья с открытой шеей или смягчать траур нежной белизной отделки.

В то время, как мистер Бродрик произносил небольшую речь, благодаря ее за прием, она рассматривала и оценивала своих посетителей. Большинство из них были очень выхолены, хорошо одеты, вероятно, хорошо воспитаны – весьма возможно, благодаря собственным стараниям; во всяком случае они представляли резкую противоположность с местными репортерами, явившимися по их следам.

Она застенчиво ответила Бродрику:

– Меня никогда не интервьюировали. Боюсь, что во мне вы едва ли найдете, как это вы называете – материал…