Миссис Больфем

– Страсть, мое милое дитя, – сказала миссис Бэском, жена судьи в Брабанте, произнося слова тихо несколько застенчиво, так как она не любила говорить, – может скрываться долго, пока однажды кровь не бросится в голову. Надо было много времени, пока это не подействовало на нашу дорогую Энид, а когда женщина доведена таким образом до предела целым рядом отвратительных провокаций… хорошо, да, я думаю, она терпела гораздо дольше, чем все мы взятые вместе. Ни о чем другом я не могла думать все эти три дня и три ночи. Судья не хочет обсуждать этого со мной, и я убеждаюсь – что она сделала это.

– То же было и со мной, – замогильным голосом добавила миссис Баттль.

– Боюсь, что она сделала это, – и миссис Гифнинг испустила бездонный вздох. – Я уже подозревала, когда мы советовались относительно траура. Она была слишком спокойна. Женщина, которая могла думать о двух сортах блузочек, как раз на другое утро после трагедии и когда он еще не был вынесен из дома, проявляла подозрительную выдержку и наводила на мысль о хладнокровии, с которым был задуман ее поступок.

– Дорогая Лотти, какой вы психолог, – восторженно воскликнула миссис Фру, но миссис Баттль резко прервала: – я настаиваю, что она сделала это в момент высшего возбуждения. Прощения не было бы, если бы она сделала это хладнокровно.

– Понятно, я не думаю этого, – неловко сказала миссис Гифнинг, кажется, я люблю Энид, как и каждая из находящихся здесь, и догадываюсь, что она должна была испытать. В действительности я думаю, что она более храбрая, чем большинство людей.

– О, это верно, – воскликнула миссис Ликуер, которая была вполне счастлива со своим мужем, молодым брабантским доктором. – в лучшем случае брак – это большое испытание, и удивительно, что другие женщины… нехорошо, страшно сказать.

– Да, но я боюсь, вы знаете…

Это тоже не был диссонирующий голос. Алиса подняла глаза и обвела комнату. Миссис Коммек тут не было. Также не было четырех из членов избранного кружка, сравнительно недавно приехавших в Эльсинор. Но все эти женщины знали Энид Больфем с детства, одинаково восхищались ею, когда она была в состоянии олицетворить их общественную гордость и, совершенно естественно, одновременно покинули ее.

– Не слишком ли это поспешное заключение? – спросила Алиса. – Есть много других, кто мог это сделать, вы это знаете.

– Все, кого подозревали, представили бесспорные алиби. – Вздох миссис Гифнинг на этот раз был достаточно лицемерным. – Мы были бы счастливы, если бы могли думать, что есть еще кто-то. Надежды нет. Надежды нет!

– Я предполагаю, – интонация голоса мисс Кромлей была неуверенная, но сами слова почти душили ее, – что не было никого из мужчин, кто был бы влюблен в миссис Больфем?

– Алиса Кромлей! Все женщины сразу выкрикнули ее имя, а миссис Баттль колыхнулась на кончиках пальцев: Я так возмущена, что почти готова изгнать вас. Мысль оклеветать…

– Ах, боже мой, миссис Баттль, мне никогда не приходило в голову, что для замужней женщины хуже иметь любовника, чем совершить убийство. Я не клеветала и даже не намекала, что она интересовалась мужчиной или поощряла одного из них. Но ведь такие вещи случаются.

– Только не с ней. И если бы я могла простить ей убийство такого, вполне невыносимого мужа, как Больфем, под влиянием неожиданного возбуждения, я никогда не простила бы ей – Энид Больфем – если бы она опустилась до чего-то такого жалкого, вульгарного, греховного, как волокитство. Потому что, верьте мне, мужчина не убьет ради женщины, если он не уверен вполне, что получит должное вознаграждение. Такова жизнь. А как он может быть уверен, если уже не было связи? Нет! – Миссиc Баттль, сидя в своем кресле, приняла осанку судьи и пустила в ход свои лучшие приемы красноречия, прославленные в клубе «Пятница». – Остается еще добавить: Энид стреляла, конечно, не для того, чтобы убить, только, чтобы ранить, вероятно. Ничто не могло лучше наказать Давида Больфема, как один-два месяца в постели на каше и оладьях. А может быть, она и сама не знала, что делает – просто стреляла, чтобы дать выход чувствам, я уверена, что меня это облегчило бы, после сцены в клубе.

– О, извините. Допустим, что Миссис Больфем сделала это. Как вы думаете действовать в таком случае? Конечно, вы не станете обвинять ее, но не отвернетесь ли вы от нее?

– Не то и не другое. – Миссис Баттль опустила свои маленькие руки на ручки кресла беззвучно, но с большой энергией. – Никогда, вне этой комнаты, мы не упомянем о нашем убеждении или даже положительной уверенности, что у нее был револьвер, который она держала в своей комнате. Могу ли я говорить от имени всех? – За этим последовало шипящее бормотанье: «Конечно».

– И это также не будет пассивная защита. Мы перед всеми будем отстаивать ее, постоянно видеться с ней, поддерживать в ней бодрость духа и в полном составе станем посещать зал суда. Наше поведение не может не повлиять на окружающих. Мы выражаем мнение Эльсинора. Мы знали ее всю жизнь. Наш долг – щегольнуть перед всей публикой нашей верой в нее. Моральный эффект будет колоссален – также и для состава суда.