Миссис Больфем

– Да, теперь верю. Никогда я не обольщалась ею. Она едва удостаивает помнить, что я все еще живу на свете и так в течение пятнадцати лет, а я всё-таки сестра вашей матери. Я не называю ее гордячкой, она и не кажется такой, так как принимает близко, к сердцу интересы людей, совсем не принадлежащих к избранным. И сам господь знает, что я никогда не покажу против нее, если доказательства не будут в моих руках, я не хочу бесчестия для кого-нибудь из членов наших старых фамилий – она была так добра к вашей матери. Нет, ее освободят и еще станут приветствовать, но я хотела бы, чтобы бедной Анне не пришлось узнать об этом преступлении, так как тогда будет еще труднее выходить ее, а ее случай не из легких. Если ей суждено умереть, пусть умрет спокойно. Но когда Энид Больфем окажется на свободе, я доведу до ее сведения, что на ее совести есть еще одно убийство.

Алиса не просила свидания с больной, зная, что это будет бесполезно, но миссис Диссосуэ пошла проводить ее к экипажу и, показывая на окна первого этажа, занимаемого платными больными, заметила: – «Вот, где лежит наша милая бедняжка». – Алиса спросила себя, неужели она падет так низко, раньше, чем окончится этот проклятый процесс, что расскажет Бродрику, где находится эта комната, и намекнет ему, что он может открыть там, если вздумает спрятаться на маленьком балконе и войдет в комнату в полночь, когда сиделка уходит ужинать. Он был на это способен. Не скажет, если ей удастся вырвать Роша из процесса. Не скажет, если не отпустят миссис Больфем и не арестуют его по подозрению в убийстве. Теперь она уже хотела, чтобы был арестован он вместо миссис Больфем – тогда она могла бы спасти его и от наказания, и от ужасной женщины и не испытывать гнетущего чувства, будто она медленно скользит по наклонной плоскости в ядовитую топь. Тут она могла бы прибегнуть к некоторым софизмам, но удержалась.

Она медленно ехала по Атлантик-Авеню, когда услышала свое имя, произнесенное таинственным и возбужденным тоном. Ее скромный экипаж проезжал мимо внушительного дворца Илайша Баттль, директора банка. Как и во всех вновь выстроенных домах Эльсинора, усадьба не была огорожена, и низко подстриженная лужайка кончалась у тротуара. Лотти Гифнинг выглядывала из одного из окон гостиной и, когда глаза их встретились, стала решительно манить к себе Алису Кромлей. Желание быть одной все еще было очень сильно, но так как у нее не было готового извинения, чтобы не подойти, она зацепила вожжи за хлыст и медленно пошла по дорожке, вымощенной плитками.

Миссис Гифнинг открыла дверь и втащила ее в гостиную, где шесть или семь других дам, с сосредоточенными и возбужденными лицами, сидели на дорогой мебели. Сама миссис Баттль, засунутая в блестящий, черный с белым шелк и под ним закованная в невидимые доспехи, занимала прочный прямой стул. Этот трон был изготовлен по заказу, вследствие чего ее маленькие ноги в легких башмачках доставали до полу. Большая комната, на которую было потрачено столько денег, не была безвкусна, но была лишена индивидуальности. Эта гостиная, подобно многим другим эльсинорским приемным, вызывала в Алисе Кромлей недоброжелательство, но в то же время и удовлетворенное чувство превосходства.

– Дорогая Алиса, я так рада видеть вас. – Миссиc Баттль не встала. Алиса ей нравилась, но она считала ее слишком незначительной. – Лотти увидела вас и позвала, так как вы всегда были так дружны с нашей бедной Энид – и вы знаете, эти ужасные репортеры – мы хотим завербовать вас, так как необходимо сбить их со следа. Мы обсуждаем это ужасное происшествие и стараемся решить, что делать.

– Что делать? – Молодое, стройное и гибкое тело Алисы погрузилось в шелка низкого кресла. Она уже была заинтересована.

– Что мы можем сделать? Согласны ли они отдать ее на поруки?

– Нет, едва ли это возможно. Ну, разве это не ужасно?

– Да, это ужасно. – Алиса пристально смотрела на пол. Хотя эти же слова могла сказать любая из присутствующих, тон, которым они были сказаны, был почти странный, тем не менее, никто из них не заметил этого. И миссис Баттль, после того, как миссис Гифнинг, на цыпочках, подбежала ко всем дверям, неожиданно открывая и закрывая их снова, начала говорить так тихо, что немедленно все стулья стали подвигаться к ней по персидскому ковру, закрывавшему пол.

– Что мы обсуждали, когда вы вошли, Алиса? О, это слишком ужасно. Сделала она это или нет? Сделала или нет? У нее был чудный характер, но эта провокация… Мало кому из женщин выпало на долю такое тяжкое испытание, и все мы знаем, на что способен человек под влиянием неожиданной, ужасной страсти.

Миссис Баттль, которая никогда не была взволнована ни одной из страстей, откинулась на высокую спинку своего стула, приподняла брови и один из углов рта.

– Могло ли подобное преступление быть не предумышленным? – спросила Алиса. – Вы забываете, что, кто бы это ни сделал, он ждал в роще, пока Больфем вернется от Сэма и очевидно еще повременил с выстрелом, пока тот не подошел к воротам.