Миссис Больфем

– Лучше не надо. – Рош также был в приподнятом настроении. – Поддерживайте, как можете, бодрость духа. Остальное Мало значит. Менее, чем через неделю, вы будете свободны. Впечатление, созданное вашими преданными друзьями, подчеркивает глупость обвинения.

– Я ни разу не взглянула на присяжных, – гордо созналась миссис Больфем, – и не посмотрю. Все, что я заметила, – это, что все они жевали смолку и что тот, кто сидел надо мной, постоянно фыркал.

– Это Хаустон. Вероятно, он расположен в вашу пользу из-за вашей дружбы с доктором Анной. И он как раз из более сознательных. Мне думается, что никто из них не расположен к жестокости, так как в свободное время им очень хорошо в Парадиз-Сити-отеле. У каждого отдельная комната, с прекрасной кроватью, и три раза в день обильный и изысканный стол. Если они не заболеют несварением желудка, то будут склонны к милосердию на общих основаниях. Это я смастерил им такую жизнь. Гор все время стоял за то, чтобы их посадить в гостинице в Добтоне, где они стали бы похожи на голодных псов. Я добился своего только напоминанием, что многие присяжные из этого класса людей часто идут в состав жюри только ради возможности отдохнуть и пожить спокойно, и если о них не заботиться, они могут заболеть, что заставит суд начать процесс снова. Для вас это хорошо.

Они были в приемной, в тюрьме, она стояла, с откинутой назад головой и светящимися глазами. Как только они вошли, она сняла свою тяжелую шляпу с крапом и поправила руками придавленные волосы. Рош, очень взволнованный и нервный, сделал быстрое движение вперед, как бы желая схватить ее руки. Но только позднее она пришла к заключению, что в эту минуту пропустила и отбросила возможность снова зажечь пламя, которое, как ей казалось, хотя ей и хотелось сомневаться, едва теплилось. Тогда она не думала о Роше и воскликнула счастливым голосом:

– Какое удивительное ощущение сознавать, что посчастливилось создать себе таких друзей! Ах, как они лгали! И как убедительно. На минуту я взглянула на дело, как посторонний и была глубоко поражена, как слабо обосновано обвинение. Вот и они. Я чувствую, будто никогда прежде не любила их. – И она побежала к дверям, чтобы впустить гордое трио, принесшее сегодня, ради дружбы, самую благородную жертву.

Миссис Больфем обняла и поцеловала их и вытирала их слезы возбуждения в то время, как Рош, ничтожная роль которого в только что разыгравшейся драме быстро была забыта, сбежал вниз по лестнице и вышел из тюрьмы.

Он встретил Алису Кромлей, когда она собиралась занять место в автобусе на Эльсинор; она вышла обратно и в очень теплых выражениях поздравила его. – Ваш ум работает с молниеносной быстротой, – сказала она с искренним восторгом. – Я знаю, это только начало, представляю, что будет потом. Была ли миссис Больфем в восторге?

– От показаний своих друзей. Я, кажется, не в их числе, – ответил он мрачно.

Бывают побуждения, рождающиеся от неожиданной случайности и слишком сильные, чтобы простые смертные могли им воспротивиться. – Идемте со мной, поужинаем дома вместе, – сказала мисс Кромлей, с непроизвольной теплотой. – Вы кажетесь таким усталым, а мама пообещала мне цыплят из Мэриленда и вафли. Кроме того, я хочу показать вам свои наброски, я так горжусь, что зачислена в состав художников.

– Приду, быстро ответил Рош.

31

Следующий день также был занят допросом свидетелей защиты. Доктор Ликуер, которого иногда приглашали к Больфемам на помощь доктору Анне и который также считался старым другом семьи, удостоверил, что, насколько ему известно, между мужем и женой никогда не было ссор. На самом деле миссис Больфем была единственной в своем роде по терпению; также никогда не казалась подавленной и не любила слез.

За ним следовала женщина, бывшая у Больфемов прислугой за всё, в течение трех лет. Она их оставила, чтобы вознаградить беззаветно преданного ей лудильщика. После нее и до Фриды была целая серия неопытной прислуги. Миссис Фигг, с увлечением, восторжествовавшим над нервами слушателей и над всеми грамматическими затруднениями, показала: что, хотя она и догадывалась, что мистер Больфем был почти такой же, как и все мужья, особенно за первым завтраком, – миссис Больфем была очень уступчива. Она никогда не видела ее в бешенстве. Да, она была требовательная хозяйка, конечно, и разборчивее других и никогда не сидела в кухне с прислугой, чтобы сплетничать, и вы не могли бы быть запросто с ней, как с кем угодно, но уж это ее фасон. Конечно, гордая и будто, как немая. Она была ужасно экономна, но добрая хозяйка, потому что не ругалась и не подглядывала, раз она убедилась, что девушка ей подходит, и ни капельки не скупилась, что касается вечерних и послеобеденных отлучек. Она сама убирала свою комнату и вытирала пыль в комнатах внизу. Нет, револьвера она не видала – не в ее привычках заглядывать в ящики столов. Нет, никакой ревности она не заметила или дурного настроения и так далее и считала решенным делом, что миссис не знала о проделках мистера или мало об этом беспокоилась. Таких, как он, множество.