Мистер Эндорфин

Истоки моих пьер-ришаровых злоключений в поездах лежат в далекой юности. Первая серьезная история приключилась со мной в поезде «Курск – Москва» в начале девяностых. Мне было двадцать, и я возвращался от родственников домой.

В моем купе ехали дед с бабкой, муж и жена, и круглый румяный мужичок лет пятидесяти. Мужичок был настолько румяным, что в комплекте с дедом и бабкой выглядел вылитым колобком. Правда, к старикам он не имел никакого отношения. Бабка еще в Курске сразу закинула своего деда на верхнюю полку, чтобы тот не отсвечивал, а сама уселась внизу сторожить закрома родины: под сиденьем неутомимые аграрии разместили целую батарею банок с пленными овощами.

Колобок предложил всем пивка для знакомства. Я согласился. Дед тоже, но его руки с верхней полки оказались коротки, а бабка слезть не позволила. И сама отказалась, собака. Которая на сене.

Колобок достал двухлитровую баклажку (в те годы в народе ее нежно прозвали «сиськой») и пластиковые стаканчики – классический набор для беспощадного русского пикника.

Пока мы с ним пили пиво, все шло прекрасно. Разговор плавно катился под стать вагонам, без резких поворотов. Шелестящий дождик беседы двух незнакомых людей, приятный ниочемчик. Но тут Колобок выудил из сумки шкалик водки и плеснул себе в стакан с пивом.

«Иначе не успею отдохнуть», – объяснил он мне свой поступок, виновато моргнув.

«Ишь ты, уважаю», – оценил на верхотуре дед и вкусно причмокнул.

Бабка испепеляюще посмотрела на него снизу: если бы дедушка умел, он бы причмокнул обратно.

После того, как Колобок махнул ерша, румяные круги на его пухлых щеках стали пунцовыми. Его глаза сразу стали глазками и некрасиво забегали.

«Пойдем, студент», – позвал он меня в тамбур.

Там мы закурили, и Колобок притянул меня к себе за ворот куртки.

«Слышь, ты это, следи за мной, я при исполнении», – громко зашептал мне попутчик.

А я вот страшно не люблю всего этого, хотя все это неизбежно липнет ко мне, как клеем намазанное.

Ерш пришел к Колобку явно из какой-то другой сказки и моментально превратил его в тесто. Румяный добряк на глазах превратился в хищного подозрительного хмыря с колючим взглядом. Он был сильно пьян.

«Здесь у меня пистолет, – признался злой Колобок и хлопнул себя сзади по пояснице, – табельное».

Я инстинктивно отодвинулся от собеседника.

«Показать?» – угрожающе спросил Колобок.

Я отрицательно замотал головой.

«То-то же», – зачем-то резюмировал Колобок.

Вагон сильно шатало, но моего собутыльника шатало сильнее.

«Ты знаешь, что такое Курская магнитная аномалия?» – спросил он.

Спросил так, словно имел к ней какое-то отношение по долгу службы. Я сделал вид, что знаю, чтобы не провоцировать ненужный диалог. Хотя это была излишняя предосторожность: к диалогу Колобок был не способен, поскольку уже не вязал лыка.

Я дотащил руины попутчика до купе и свалил его хмельные останки на нижнюю полку, напротив бабки. Это было мое место, но в моменты стресса у меня обостряется альтруизм. Сам я забрался наверх, к деду в мансарду.

«Напоил дядьку?» – ехидно спросил дедулька.

«А я при чем… я при чем», – начал оправдываться я.

«Молодец», – закончил свою мысль дед, не слушая меня, и через минуту блаженно захрапел.

Я проснулся от воплей бабульки. Кругом темнота, и только внизу какое-то пыхтение и визг.

Я включил ночник у изголовья.

Бьюсь об заклад, только мне в поездах показывают такие диафильмы. Они у богинь судьбы стоят на отдельной полочке, меня дожидаются.

Внизу по полу ползал Колобок. Бабка, стоя на своей полке, лупила его подушкой.

Я посмотрел на дедушку. Он тоже проснулся и наблюдал за происходящим, приподняв голову. Я испугался за пожилого человека: как бы у него не случился инфаркт от переживаний за супругу.

«Слышь, Петровна, у вас чего там, этот, секес?» – спросил дед, и я понял, что насчет инфаркта я погорячился.

«Чего ты мелешь, придурок, не видишь, банки наши воруют!» – визжала бабка.

Тут Колобок вскочил, схватился за голову и завопил:

«Пистолет! Где пистолет? Табельное!»

С этими словами он распахнул дверь и выбежал в коридор.

Некоторое время беспризорная дверь билась в истерике. Бабка властной рукой прервала ее мучения.

«Слышь, студент, чего это твой дружок там про табельное-то говорил?» – спросил меня дед с задорной ухмылкой.

Я рассказал. И про «при исполнении», и про курскую магнитную аномалию, и про пистолет за поясом сзади. Бабка внизу тоже внимательно слушала.

«Надо же, – задумчиво произнес дед, – за поясом сзади. Как это он еще жопу себе случайно не отстрелил, дружок твой?»

Он зашелся в беззубом квакающем смехе. Но вдруг осекся и закричал:

«Ты куда Петровна, куда ты, бестолковая?»

После моего рассказа бабка действительно внезапно засуетилась и выбежала из купе.

Минут через десять она вернулась и решительно заперла дверь изнутри.

Я засыпал, представляя, как пьяный Колобок, ушедший и от дедки, и от бабки, неприкаянно катается где-то там по просторам поезда.

Я не проснулся – очнулся. Так приходят в себя приговоренные утром в день казни.

Поезд стоял. Было светло. В окне я узнал Курский вокзал. Я посмотрел вниз.