Мистерии (пер. Соколова)

— Онъ, должно бытъ, шелъ и писалъ что-то на клочк бумаги; впрочемъ, онъ часто имлъ обыкновеніе писать на ходу. Вотъ и говорятъ, что онъ чинилъ вожомъ карандашъ, или что-нибудь такое, потомъ споткнулся и проткнулъ себ артерію какъ разъ на одной рук, потомъ попалъ какъ разъ въ другую. И все это при одномъ паденіи. Ха-ха-ха! Нтъ, это не то! Но онъ во всякомъ случа оставилъ записочку; онъ держалъ кусочекъ бумажки въ рук, и на этой бумажк стояли слова: «Пусть же твоя сталь будетъ такъ же остра, какъ твое послднее нтъ!»

— Ахъ, какъ въ этомъ много аффектаціи! А ножикъ былъ тупой?

— Да, тупой.

— Отчего онъ его не наточилъ раньше?

— Это былъ не его ножикъ.

— Такъ чей же?

Хозяинъ немножко задумался и сказалъ:

— Это былъ ножикъ фрейлейнъ Килландъ.

— Фрейлейнъ Килландъ? — спросилъ Нагель. И тотчасъ сталъ снова разспрашивать:- А кто же это, фрейлейнъ Килландъ?

— Дагни Килландъ. Это дочь пастора.

— Такъ! Удивительно. Слыханное ли это дло! Такъ этотъ юноша былъ очень влюбленъ въ нее?

— О, да, ужъ это само собой разумется! Да вдь въ нее вс влюблены. Онъ не составлялъ исключенія.

Нагель погрузился въ размышленіе и ничего больше не сказалъ. Хозяинъ прервалъ молчаніе, говоря:

— То, что я сказалъ вамъ, — тайна, и я прошу васъ…

— Ахъ, вотъ какъ! — отвчалъ Нагель. — Ну, конечно, вы можете быть совершенно покойны.

Когда Нагель посл этого спустился внизъ къ завтраку, хозяинъ стоялъ наготов въ кухн и разсказывалъ, что онъ только что имлъ настоящій разговоръ съ желтымъ человкомъ изъ номера 7-го.

— Онъ агрономъ, говорилъ онъ, — онъ пріхалъ изъ-за границы. Онъ говоритъ, что ему хочется остаться здсь нсколько мсяцевъ. Богъ знаетъ, что это у него за фантазія…

II

Вечеромъ того же дня случилось, что Нагель вступилъ въ сношенія съ Минуттой. Между ними произошелъ длинный и скучный разговоръ, разговоръ, который тянулся по крайней мр три часа.

Все это произошло отъ начала и до конца въ слдующей послдовательности:

Іоганнъ Нагель сидлъ въ кафе гостиницы, когда вошелъ Минутта. У столовъ сидли еще и другіе люди; между прочимъ, толстая крестьянка въ полосатомъ, красномъ съ чернымъ, шерстяномъ вязаномъ платк, накинутомъ на плечи. Повидимому, вс они знали Минутту; войдя, онъ сталъ почтительно кланяться направо и налво, но встрченъ былъ громкими восклицаніями и хохотомъ. Толстая крестьянка даже встала и хотла пуститься въ плясъ съ нимъ.

— Только не сегодня, только не сегодня, — сказалъ онъ, уклоняясь отъ нея; затмъ онъ прямо направился къ хозяину, держа шляпу въ рукахъ, и обратился къ нему:

— Я перетаскалъ весь уголь въ кухню; сегодня, пожалуй, не найдется больше никакой работы?

— Нтъ, — отвчалъ хозяинъ, — какая тамъ еще можетъ быть работа?

— Никакой, — подтвердилъ Минутта и боязливо отступилъ назадъ.

Онъ былъ необыкновенно дуренъ. У него были спокойные синіе глаза, но передніе зубы отвратительно торчали впередъ, и походка была какая-то связанная, ущемленная, что было обусловлено какимъ-то тлеснымъ поврежденіемъ. Волосы его уже порядочно посдли; борода была сравнительно темне, но такъ жидка, что кожа повсюду сквозила. Человкъ этотъ былъ когда-то морякомъ, а теперь жилъ у родственника, содержавшаго внизу у присгани маленькій угольный складъ. Онъ рдко или почти никогда не подымалъ глазъ, когда говорилъ съ кмъ-нибудь.

Его подозвали къ одному изъ столовъ; господинъ въ сромъ лтнемъ костюм энергично кивалъ ему и показывалъ ему бутылку пива.

— Подойдите-ка сюда и получите стаканчикъ грудного молочка! А кром этого мн хочется посмотрть, какой видъ будетъ у васъ безъ бороды, — говорилъ онъ.

Почтительно, все еще держа фуражку въ рукахъ, согнувшись подошелъ Минутта къ столу. Проходя мимо Нагеля, онъ скривилъ ротъ въ улыбку и немножко пошевелилъ губами.

Онъ остановился передъ господиномъ въ сромъ въ костюм и прошепталъ:

— Не такъ громко, господинъ судья, пожалуйста… Видите, тутъ посторонніе.

— Такъ что же изъ этого, Боже мой! — возразилъ судья, — я только хотлъ предложить вамъ стаканчикъ пива. А вы являетесь и бранитесь за то, что я такъ громко говорю.

— Нтъ, вы не поняли меня, извините меня, пожалуйста. Но когда тутъ посторонніе, мн не хотлось бы, чтобы разговоръ шелъ о разныхъ прежнихъ выходкахъ. А пиво я тоже не могу сейчасъ пить. Сейчасъ не могу.

— Такъ? Не можете? Не можете сейчасъ пить пиво?

— Нтъ, только не теперь, благодарю васъ.

— Какъ? Вы меня благодарите не теперь? Когда же вы будете благодарить меня?

— Ахъ, вы меня не поняли, право!

— Ну, вотъ это такъ. Безъ глупостей! Чего же вамъ собственно нужно?

Судья посадилъ Минутту на стулъ силой; Минутта посидлъ одно мгновенье и снова вскочилъ.

— Нтъ, оставьте меня въ поко, - сказалъ онъ, — я не переношу хмельного, а въ настоящее время я еще меньше могу переносить его, чмъ прежде: Богъ его знаетъ, отчего это такое. Я пьянъ еще прежде, чмъ выпью, а когда выпью еще громче говорю всякія глупости.

Судья всталъ, твердо посмотрлъ ему прямо въ глаза, вручилъ ему стаканъ пива и воскликнулъ:

— На здоровье!

Пауза. Минутта на мгновеніе подымаетъ глаза, отстраняетъ волосы со лба и молчитъ.