Мистические истории. День Всех Душ

Гостиную заливал холодный дневной свет. Ставни были не закрыты, гардины не задернуты. Миссис Клейберн осмотрелась. В комнате было пусто, стулья стояли на своих местах. Хозяйское кресло было пододвинуто к камину, в котором виднелась кучка остывшего пепла: перед своей злополучной прогулкой Сара грелась тут у огня. И даже пустая кофейная чашка оставалась на столике у кресла. Очевидно, после вчерашнего ланча слуги сюда не входили. Внезапно Саре стало понятно: остальной дом окажется таким же, как гостиная, – холодным, аккуратным и… пустым. Она не найдет здесь ничего – и никого. Обычных опасностей, поджидающих человека в безмолвных помещениях, она больше не боялась. Сомнений не было: она совершенно одна под крышей своего дома. Сара села, давая отдых больной лодыжке, и неспешно огляделась.

Предстояло обойти и другие комнаты, и Сара намеревалась осмотреть их все… зная, однако, наперед, что не найдет ответа на свой вопрос. Эта мысль родилась в ней, пожалуй, из-за особого характера тишины, которая ее окружала. В этой тишине не было ни малейшего разлома, ни даже тончайшей трещинки. В ней было холодное постоянство снега, по-прежнему размеренно падавшего за окном.

Миссис Клейберн не имела понятия, как долго просидела, прежде чем собраться с силами и продолжить обход. Боли в лодыжке она больше не ощущала, но помнила, что опираться всей тяжестью на эту ногу нельзя, и поэтому передвигалась очень медленно, хватаясь за все предметы мебели, какие попадались по пути. В нижнем этаже все ставни были открыты, все гардины раздвинуты, и ничто не помешало миссис Клейберн осмотреть сначала библиотеку, а потом утреннюю гостиную и столовую. Мебель всюду стояла на своих местах. В столовой стол красного дерева был накрыт к вчерашнему ужину, и в его темной поверхности отражался канделябр с потушенными свечами. Сара не принадлежала к тем женщинам, которые наедине с собой довольствуются яйцами в мешочек, сервированными на подносе; она всегда спускалась в столовую, чтобы насладиться тем, что она называла «цивилизованной трапезой».

Оставалось осмотреть помещения в задней части дома. Из столовой Сара направилась в буфетную и там тоже застала безупречный порядок. Открыла дверь и выглянула в коридор для слуг, где пол был застелен аккуратным линолеумом. Ее сопровождала глухая тишина; Сара по-прежнему ощущала ее близость и настороженное внимание, словно тишина была караульным, готовым наброситься на пленницу при попытке к бегству. Хромая, она добралась до кухни. Разумеется, там тоже царили порядок и безлюдье. Но Сара должна была убедиться.

В коридоре она на минуту прислонилась к окну. «Это как с „Марией Селестой“[83] – Марией Небесной на terra firma[84], – подумала она, вспомнив неразгаданную тайну моря из своего детства. – Никто так и не узнал, что случилось на борту „Марии Селесты“. И может быть, никто не узнает, что случилось в этом доме. Никто, даже я сама».

При этой мысли подспудный страх внутри нее словно приобрел новое качество. Теперь его можно было сравнить с холодной как лед жидкостью, бегущей по всем жилам и омывающей сердце. Сара поняла, что раньше не знала, что такое страх, как не знают этого, наверное, и большинство ее знакомых. Потому что это было ощущение, ни на что не похожее…

Страх настолько ею завладел, что она не осознавала, как долго стоит у окна. Потом, повинуясь внезапному импульсу, она двинулась в судомойню. Начать с нее Сара решила потому, что там имелась в стене скользящая дверца, сдвинув которую можно было незаметно заглянуть в кухню, где, как подсказывало ей смутное чувство, таился ключ к загадке. Она прониклась убеждением, что именно в кухне сходятся все нити.

Как и ожидалось, в судомойне все было чисто прибрано. Какие бы события ни произошли в доме, они никого не застали врасплох; никаких следов внезапного бегства не было видно. «Похоже, они всё знали заранее и навели порядок», – подумала она. Глянув на дальнюю стену, Сара обнаружила, что скользящая дверца отодвинута. Добравшись до нее, она впервые услышала звуки. Это был мужской голос – негромкий, но выразительный, и он был Саре незнаком.

Похолодев от страха, миссис Клейберн остановилась. И снова это был другой страх. Прежние шли от умозаключений, от призрачных эманаций, порожденных тишиной. На сей раз страх был самый обычный, житейский – боязнь злоумышленников. О господи, как же она не вспомнила о револьвере, который после смерти мужа положила к себе в ящик комода?

Осторожно ступая по гладким плиткам, миссис Клейберн направилась к двери, но посреди комнаты трость выскользнула у нее из руки и с грохотом упала на пол. По пустому дому покатилось многократное эхо, и миссис Клейберн в ужасе застыла на месте. Теперь, когда она выдала себя, бежать было бесполезно. Тот, за кухонной дверью, кто бы он ни был, мгновенно ее настигнет…