Едва я водворилась в своей тогдашней тесной квартирке в Нью-Йорке, как в последний день октября, ближе к ночи, раздался звонок в дверь. У служанки был свободный вечер, я сама пошла открывать и на пороге с изумлением узрела Сару Клейберн. Она куталась в шубу, а лицо под надвинутой на лоб шляпой выглядело таким бледным и измученным, что я поняла: случилось что-то страшное.
– Сара, – выдохнула я, едва сознавая, что говорю, – откуда ты взялась в такой час?
– Из Уайтгейтса. Опоздала на последний поезд и приехала на такси.
Она вошла и села на скамью у двери. Видя, что кузину не держат ноги, я села рядом и обняла ее.
– Бога ради, что стряслось?
Она смотрела на меня, но словно бы не видела.
– Я позвонила в службу Никсона и заказала машину. Добиралась пять часов с четвертью. – Сара огляделась. – Можешь приютить меня на ночь? Багаж остался внизу.
– Живи сколько захочешь. Но у тебя болезненный вид…
Сара покачала головой.
– Нет, я не больна. Я только напугана – смертельно напугана, – повторила она шепотом.
Голос ее звучал так странно, а ладони, которые я сжимала в своих, были так холодны, что я помогла ей встать и перейти в маленькую гостевую комнату. Моя квартира находилась в старинном здании, не очень высоком, и я была накоротке с персоналом – в современных небоскребах такого не бывает. Я позвонила вниз, чтобы принесли сумки, а тем временем приготовила бутыль с горячей водой, согрела постель и поспешно уложила Сару. Никогда прежде она не бывала такой послушной и безропотной, и это напугало меня больше, чем ее бледность. Кузина была не из тех, кого можно, как младенца, раздеть и уложить в постель, но она молча повиновалась, словно сознавая, что дошла до предела.
– Как здесь хорошо, – произнесла она спокойней, когда я подоткнула одеяло и поправила подушки. – Не уходи, пожалуйста… посиди со мной.
– Я только на минуточку: принесу тебе чашку чаю, – заверила я, и Сара затихла. Дверь я оставила открытой, чтобы она слышала, как я хлопочу в крохотной кухоньке напротив по коридору. Когда я принесла чай, Сара благодарно его проглотила, и щеки ее слегка порозовели. Я села у постели, мы немного помолчали, а потом она заговорила:
– Знаешь, ведь прошел ровно год…
Я предпочла бы, чтобы она отложила разговор до завтрашнего утра, но в глазах сестры горело желание освободиться от бремени, которое тяготило ее разум, и я поняла, что не уговорю ее сейчас принять приготовленное мною снотворное.
– Год после чего? – не сообразила я, все еще не догадываясь увязать поспешный приезд кузины с загадочными событиями, случившимися в прошлом году в Уайтгейтсе.
Она ответила удивленным взглядом.
– После встречи с той женщиной. Неужели не помнишь: странная женщина, которая шла по аллее в тот день, когда я сломала лодыжку? Тогда я не подумала, но ведь это было в канун Дня Всех Душ.
Да, сказала я, помню.
– А ведь сегодня канун Дня Всех Душ, так? Я хуже тебя разбираюсь в церковном календаре, но, кажется, не ошиблась?
– Верно. Сегодня канун Дня Всех Душ.
– Так я и думала… Днем я, как обычно, отправилась на прогулку. С утра занималась письмами и счетами, поэтому вышла довольно поздно, когда уже сгущались сумерки. Но вечер был ясный и погожий. Приближаюсь к воротам и смотрю – входит женщина, та самая… и направляется к дому…
Я стиснула в руке ладонь сестры – она пылала жаром.
– Если уже стемнело, уверена ли ты, что женщина была та самая? – спросила я.
– Уверена, ведь погода была ясная. Я ее узнала, она меня тоже, и я заметила, что она не рада этой встрече и глядит злобно. Я остановила ее и, точно так же, как в прошлый раз, спросила: «Куда вы идете?» И она с тем же легким иностранным акцентом дала прежний ответ: «Повидать одну из девушек, только и всего». Тут на меня внезапно напала злость, и я сказала: «Больше я вас в свой дом не пущу. Слышите? Я требую, чтобы вы ушли». И она рассмеялась, да, рассмеялась… очень тихо, но отчетливо. К тому времени совсем стемнело, словно порыв ветра нагнал на небо тучи, и я, стоя рядом с незнакомкой, почти ее не различала. Происходило это у поворота дороги, где растут группой несколько тсуг[86], и, когда я, возмущенная наглостью женщины, шагнула в ее сторону, она нырнула за деревья. Я пошла следом, но ее там не оказалось… Клянусь, ее там не было… Я поспешила в потемках домой, опасаясь, что она проскользнет мимо и опередит меня. Удивительней всего то, что, когда я добралась до двери, черные тучи пропали и вокруг как будто посветлело. В доме все выглядело как обычно, слуги занимались своими обязанностями, но мне было не отделаться от мысли, что все-таки та женщина под покровом туч проникла в дом раньше меня. – Отдышавшись, Сара продолжила: – В холле я бросилась к телефону, позвонила Никсону и попросила срочно предоставить мне машину до Нью-Йорка с каким-нибудь знакомым ему шофером. И Никсон приехал за мной сам… – Сара уронила голову на подушку и уставилась на меня глазами испуганного ребенка. – Это было очень мило с его стороны, – добавила она.
– Да, очень мило. Но когда они увидели, что ты собираешься уехать… я имею в виду слуг…