Однако голос, к ее удивлению, не умолк, как если бы ни говорящий, ни слушатели не обратили внимания на грохот. Невидимый посетитель говорил так тихо, что невозможно было ничего разобрать, но тон был решительный, чуть ли не угрожающий. В следующий миг миссис Клейберн поняла, что слышит иностранную речь, причем на неизвестном ей языке. И снова настоятельное желание узнать, что, скрытое от зрения, происходит совсем рядом, возобладало над страхом. Она подкралась к дверце, потихоньку заглянула в кухню и обнаружила там все тот же безупречный порядок. Но в середине тщательно выскобленного стола стоял переносной радиоприемник, из которого и шел звук…
Потом она, наверное, впала в беспамятство; во всяком случае, силы ей изменили, голова закружилась, и все стало видеться как в тумане. Но немного погодя она доковыляла до буфетной, нашла бутылку то ли бренди, то ли виски – чего именно, ей не запомнилось, взяла стакан и налила себе спиртного. Пока оно растекалось по венам, она, не раз останавливаясь в испуге, одолела путь по пустынному нижнему этажу, по лестнице и по коридору к двери спальни. Там она, по-видимому, снова потеряла сознание и упала на пороге…
Когда миссис Клейберн очнулась, первой ее мыслью было запереться на замок, второй – достать револьвер мужа. Он не был заряжен, но она отыскала патроны и ухитрилась зарядить оружие. Далее, вспомнив, что Агнес перед уходом отказалась унести поднос с чаем и сэндвичами, она внезапно почувствовала голод и набросилась на еду. Позднее она вспоминала, как была удивлена, заметив стоявшую рядом с термосом фляжку с бренди. Выходит, Агнес заранее планировала свое исчезновение и даже то, что госпоже, которая обычно не употребляла спиртное, понадобится подкрепить себя до возвращения служанки. Миссис Клейберн налила немного бренди в чай и жадно его проглотила.
Далее (как впоследствии рассказывала мне кузина) ей удалось разжечь камин, после чего она, согревшись, залезла в постель и набросила на себя все одеяла, какие нашлись. Вечером ее помутненному болью сознанию то и дело мерещились неясные страхи: она боялась, что останется лежать одна, без помощи, пока не замерзнет насмерть; боялась и самого одиночества. У нее не осталось сомнений, что дом пуст – пуст весь, от подвала до чердака. Она не знала, почему так в этом уверена, но чувствовала, что причина заключается в особом характере тишины – тишины, которая сопровождала ее во время осмотра дома, а теперь окутала как саван. Она была уверена, что, если бы поблизости присутствовало, даже скрытно, человеческое существо, в этой плотной тишине возникла бы тоненькая трещинка, как от камешка, брошенного в стекло…
– Ну как, получше? – произнес доктор, закончив с ее лодыжкой и выпрямляясь. Он с упреком покачал головой. – Похоже, вы не послушались предписаний врача? Вставали, небось, с постели… а? А ведь доктор Селгроув наверняка запретил вам двигаться до следующего его визита, а?
Доктор был посторонний, знакомый миссис Клейберн только по имени. Ее постоянный врач был вызван утром в Балтимор к одному престарелому пациенту и попросил молодого коллегу, начинавшего практику в Норрингтоне, его подменить. Новый врач робел и, как нередко бывает со стеснительными людьми, держал себя немного фамильярно, и миссис Клейберн решила, что он ей малосимпатичен. Но не успела она соответствующим тоном дать ответ (а она как никто умела придать своему голосу нотку неодобрения), тут же вмешалась Агнес – да, та самая, всегдашняя Агнес, которая стояла за доктором и выглядела по-прежнему строго и аккуратно.
– Миссис Клейберн, наверное, вставала ночью и бродила по дому, вместо того чтобы, как положено, позвонить мне, – осуждающе проговорила она.
Это было слишком! Несмотря на мучительную боль, миссис Клейберн рассмеялась.
– Позвонить тебе? Это когда электричество было отключено?
– Электричество? Отключено? – Агнес мастерски изобразила изумление. – Когда это? – Она нажала кнопку у кровати, и тихая комната огласилась звоном. – Вчера вечером я перед уходом проверила звонок, мадам, потому что, будь он неисправен, я бы не оставила вас одну, а легла спать в гардеробной.
Миссис Клейберн лежала и молча глядела на нее.
– Вчера вечером? Вчера вечером я была дома одна.
На решительном лице Агнес не дрогнул ни один мускул. Она смиренно сложила руки на своем опрятном фартуке.
– Может, мадам, у вас от боли немного помутилось в голове. – Агнес взглянула на доктора, и тот кивнул.
– Наверняка нога болела очень сильно, – сказал он.
– Да, болела, – ответила миссис Клейберн. – Но хуже боли был ужас, который я испытала позавчера, когда меня оставили одну в пустом доме, с отключенным отоплением и электричеством и неработающим телефоном.
Во взгляде доктора выразилось нескрываемое удивление. Землистое лицо Агнес слегка порозовело, но не от стыда, а словно бы от обиды на несправедливые обвинения.
– Но, мадам, я вчера ночью своими руками затопила камин… Смотрите, угли еще тлеют. И только что собиралась разжечь его опять, но тут пришел доктор.
– Верно. Я застал ее на коленях перед камином, – подтвердил доктор.