Хендри Уотти стал торопливо вытаскивать лесу, и уже прошло через выемку грузило, а леса по-прежнему оставалась натянутой. Он тащил и тащил, и вот, все в той же кромешной темени, из воды показались две белые, как у прачки, руки и ухватились за транец[105]. На мизинце левой сидело намертво въевшееся в него серебряное кольцо. Но ладно бы еще руки, но как вам большое белое лицо, словно бы вареное, и волосы и борода с застрявшими в них щепками и водорослями? И ладно – вам, а каково пришлось моему деду, ведь он был знаком с Архелаем Роуэттом, прежде чем тот, шесть лет назад, утонул здесь, у Трясучей Банки?
Архелай Роуэтт перелез через корму, вытащил из-за щеки крючок и обломок трубки, опустился на кормовое сиденье, вытряхнул из бороды рачка и говорит как ни в чем не бывало:
– Если тебе, случаем, встретится моя жена…
Слушать дальше дед не стал. При первых же звуках он завопил как резаный, спрыгнул за борт и очертя голову погрёб куда подальше. Он плыл и плыл, пока в свете проглянувшей луны не завидел впереди Чаячью скалу. Что там полно крыс, он давно знал и все же от увиденной картины едва не спятил: они сидели в ряд у кромки воды, свесив в море хвосты вместо удочек, и глядели на него через плечо красными глазками-огоньками.
– Хендри Уотти! Хендри Уотти! Тебе нельзя на берег, ты нам всю сайду распугаешь.
– Вот черт! Не больно-то и приспичило, – буркнул мой дед и повернул к главному берегу. До земли по Кибберику было плыть да плыть, и деду едва хватило сил. На каменистом берегу он упал ничком и раскинул руки, ловя ртом воздух.
Не успел он отдышаться, как заслышал шаги: вдоль берега шла женщина. Дед не шевелился и, когда женщина проходила мимо, узнал в ней Сару Роуэтт, прежнюю Архелаеву жену, которая с тех пор успела выйти за другого. Сара вязала на ходу и вроде бы не видела деда, но он расслышал, как она бормотала себе под нос: «Пришел час, и пришел человек».
Не успев даже толком удивиться, дед заметил клубок пряжи, который Сара обронила рядом с ним. Это был клубок от Сариного вязанья, и нить протянулась за ней по всему берегу. Хендри Уотти подобрал клубок и на цыпочках пошел следом. Скоро он догнал Сару и увидел, что она делает, а поглядеть на это как раз стоило. Вначале она насобирала щепок и соломы, ударила кремнем о кресало, зажгла трут и развела костер. Потом распустила вязанье, скрутила двумя пальцами один конец нити, как сапожник скручивает дратву[106], и зашвырнула его прямиком в небо. Представьте себе, как вылупился Хендри Уотти, когда нить не упала обратно, а осталась висеть, словно бы за что-то зацепилась, и как он вылупился еще больше, когда Сара Роуэтт стала карабкаться по этой нити вверх и забралась так высоко, что только лодыжки болтались на виду, а все остальное поглотила кромешная ночная пустота.
– ХЕНДРИ УОТТИ! ХЕНДРИ УОТТИ!
Это был не Сарин голос; он звал издалека, из моря.
– ХЕНДРИ УОТТИ! ХЕНДРИ УОТТИ! Кинь мне лесу!
Пока дед раздумывал, что делать, Сара сверху, из темноты, вдруг говорит ему злющим голосом:
– Хендри Уотти! Где у тебя ракетный линемет[107]? Ты что, не слышишь, о чем бедняжка просит?
– Да слышу я, – говорит дед, теряя терпение. – И что, по-вашему, мадам, я ракету Боксера[108] в кармане штанов ношу?
– А клубок на что? – говорит она. – Бросай его, и подальше.
И дед запулил клубком в кромешную ночную пустоту. Далеко ли, высоко ли он полетел, дед не видел.
– Отлично, – говорит женщина наверху. – Сразу видно, кидать ты мастак. Но люлька – что будет вместо люльки? Хендри Уотти! Хендри Уотти!
– Да, мадам?
– Если ты, как подобает джентльмену, научен приличиям, то будь любезен отвернуться, я собираюсь снять чулок.
И дед, следуя приличиям, стал смотреть в другую сторону, а когда ему было позволено повернуться, увидел, что Сара держит в руках лесу, к которой привязано что-то вроде люльки из чулка, и целит ею в кромешную темень.
– Хендри Уотти! Хендри Уотти! Не зевай!
Не успел дед ответить, как – бац! – у самого его уха прокувыркалась в воздухе человеческая нога и шлепнулась наземь, подняв тучу праха.
– Хендри Уотти! Хендри Уотти! Не зевай!
Следом прилетела большая бледная рука с серебряным кольцом, намертво въевшимся в мизинец.
– Хендри Уотти! Хендри Уотти! Согрей их!
Он подобрал то и другое и начал греть у костра, и тут на землю свалилась большая круглая голова, дважды подпрыгнула и замерла в отсветах огня, наставив взгляд на деда. И чья же она была, как не Архелая Роуэтта, от которого этой ночью дед однажды уже сбежал?
– Хендри Уотти! Хендри Уотти! Не зевай!
Это была еще одна нога, и дед едва ее не словил, и тут женщина крикнула сверху:
– Хендри Уотти! Хватай ее скорей! Это моя нога, я ее скинула по ошибке!
Нога стукнулась о землю, высоко подскочила, и Хендри Уотти прыгнул за ней…